У нас опять первомай

Если целенаправленно вспоминать первомайские праздники детства и юности, сразу и детально проявляются два, отстоящие друг от друга на приблизительно десять лет -десятилетие эпохи застоя со смелым нахлестом перестройки.

Первая из дат – классическое начало восьмидесятых, пожалуй, тот самый восемьдесят второй, когда осенью похоронят Брежнева, но сейчас – мир, труд, май, мы идем на демонстрацию с маминой работой, Авиационным институтом, построение колонны на улице Самарской, кто помнит, что вместо «Вавилон» там как раз и размещался второй корпус Авиационного института? Я помню, моя мама там работала.

Прыгаю, утром мне надули сто шариков, я недолюбливаю такие длинные колбасы, иногда гофрированные (и никакого подсознательного), я люблю круглые шары ярких цветов.

1 мая выходной, но у нас после обеда важное, очень важное мероприятие среди октябрят –кукольный спектакль, мы сами мастерили кукол, сами совершенствовали сценарий, я одновременно исполняла роли три или четыре, какие-то веселые персонажи. В пестрых шляпках.

Погода прекрасная, на мне самый нарядный костюм того времени – полосатое трикотажное платье производства социалистической Венгрии и синяя кофта на молнии и с капюшоном. Так меня могли одеть, например, в театр. Или вот на демонстрацию, вокруг веселые мамины коллеги, а почему папы нет, а папа в рейсе, он улетел в Хабаровск.

Улетел в Хабаровск, привезет копченого палтуса, «это не рыба, это ангел какой-то», — говорит неверующая бабушка, благоговейно поедая нежное белое мясо. Еще папа привезет целый портфель консервированной сайры, лосося и крабового мяса, мама будет робко пытаться давать крабовые взятки участковому педиатру, та – уверенно брать.

Папа в Хабаровске, мы с мамой уже в составе колонны подходим к площади Куйбышева со стороны Красноармейской.

Я счастлива, односложно и однозначно. Такой день, все люди вокруг смеются, среди моих шаров ни одной дурацкой колбасы, мама приготовила праздничный стол – обязательные блюда советской кухни плюс фирменное «мясо с черносливом», и будет спектакль, я же исполняю четыре роли, я, кажется, звезда.

Мама разрешит мне пойти в венгерском полосатом платье, а следующее нарядное платье мне бабушка сошьет через пять лет, бабушка известная в городе портниха, у нее часто остаются обрезки крепдешина.

Сбор кукольных актеров назначен около школы, мы собираемся четко, никто не опаздывает, дети – но клянусь, никто никогда не опаздывал, почти. В редких случаях это делали заметные и в чем-то маргинальные личности типа мальчика Вени, его сейчас разыскивает Интерпол.

Дверь в школу оказывается закрытой. Это не может быть, переговариваемся мы, у нас же спектакль, и приглашены третьи и четвертые классы, это не может быть!..

Но школа закрыта, и никто не выходит, не распахивает гостеприимно дверей, и учительница в чудном лиловом пальто и шляпке не появляется вопреки договоренности. А сторожей тогда при школах либо не было вообще, либо сторож тоже отмечал праздник и не открыл.

Через примерно полчаса появилась местная сумасшедшая, девушка со старым лицом, она работала в парикмахерской уборщицей и постоянно ругалась сквозь закрытый плотно рот. Наверняка, она знала все про прически на каждый день.

Она прогнала нас со школьного двора, без звуков нестареющего вальса. Куда-то пропал первомай и взялся ветер, задувал в детские уши. Дома гуляли родители, по кухне плыл синеватый дым от сигарет, мама звонко подзывала: «Мужчины, к столу!..»

На следующий день я заболела, недели две лежала дома, без всякого мая, зато с набором прекрасной бархатной бумаги, такая бумага была редкость, а мне достали, я смастерила домик и еще многое.

После очевидного облома несколько лет подряд относилась к первомаю подозрительно. Как раз начали умирать генсеки, появился Горбачев, выгодно отличающийся своей молодостью, мой дядька шутил, что Горбачева в ЦК посылали за пивом.

В стране вроде бы что-то и менялось, ежедневно транслировали съезды партии, где выступал Собчак и Руслан Имранович Хасбулатов, и еще о-о-о-о кто же? Такой военный, очень красивый, с усами, но парой лет спустя как-то себя не так выказал во время путча. Руцкой? Правильно, Александр Руцкой, генерал-майор и бывший губернатор Курской области.

На фоне народных депутатов по телевидению я подросла и заканчивала девятый класс, у меня не очень-то прибавилось одежд и ума, зато завелся самый настоящий мальчик, в те времена говорили «они ходят», о ужас. «Ты с кем сейчас ходишь?», и даже: «ты с ним ходишь или гуляешь», очевидно, разница присутствовала.

И вот первомайская демонстрация! О, я была рада, так рада, мы не присоединялись ни к каким работам, да и к каким бы, мы шли по городу, и шарики у меня были, и новые туфли на умеренном каблуке, и папины джинсы, обуженные и расшитые собственноручно цветочками и вишенками. Я не была девочка-цветок, я маскировала джинсовые потертости, еще не считая их брендом.

Помимо собственно демонстрации, хорошей погоды и чистого асфальта впереди нас ожидала дружеская вечеринка у одной девочки, учащейся параллельного класса. Девочка приглашала «всех! всех!», и вкладом в подготовку к мероприятию я нарезала вечный оливье и испекла торт, назывался «птичье молоко», крем состоял из манной каши, сбитой с маслом и лимонным соком, звучит отвратительно, но торт все любили.

Хорошо, хорошо! Миновали трибуны, выкрашенные серым, никогда не имела ни желания, ни возможности разглядеть и как-то осознать, кто же там восстает, на трибунах. Я только недавно начала персонифицировать власть, не прошло и двух десятков лет. А тогда не было ни малейшего дела до объектов парада, но субъектами мы были достойными.

И эти крики «урррраааа!», вдоль по площади, да дальше, да по трамвайной линии, да вширь, да по направлению ветра! Хорошо было.

Уже миновав трибуны и центр событий, мы встретили каких-то приятелей мальчика, это были его приятели, не мои. Извинившись, он отошел перемолвиться с ними парой слов, я вроде бы смирно стояла под лиственницей, но мы потерялись внезапно. Да, потерялись в радостной толпе, никаких мобильников, кругом транспаранты и бумажные цветы на высоких ножках из проволоки, иногда живые тюльпаны и нарциссы, нарциссы пахнут так нежно.

Домой я понуро плелась одна, заплетаясь ногой за ногу, поминутно оглядываясь, озираясь в поисках. Для начала я все лиственницы обшарила, конечно. Но нет, мальчик будто растворился в нагретом воздухе, будто провалился под жирную землю, готовую к оплодотворению.

Добралась до дома, оказавшись от всякой большой еды по поводу, до вечера пялилась на телефон, ожидая звонка, но звонка не последовало. Была безутешна. Даже читать не могла, а только клепала из тетрадного листа лягушек, техника оригами, одна другой меньше, но все обязаны прыгать. К сожалению, бархатной бумаги под рукой не оказалось. Уверена, лягушкам она пошла бы только на пользу.

Не может быть, чтобы эти случаи первомаев объединяла бархатная бумага, хотя с другой стороны – почему бы нет. Бархатная бумага существует и сейчас, она претерпела все метаморфозы строя и статуса страны, пришла к моим детям в практически неизмененном состоянии. Такая приятная, упруго пружинит под пальцами.

Может быть, такие вещи нужны для того, чтобы анализируя первомайские праздники своей жизни, перекидывать прочные мостики, из года в год, из пятилетки в пятилетку. Не только из бархатной бумаги, конечно.

Вот ситро, к примеру, вновь появилось. Черноголовская фабрика выпускает. Вы мне не поверите, но оно точно такое ситро, как в цирковом буфете продавалось тридцать лет назад, сколько-то копеек граненый стакан.