Побег Алисы из Зазеркалья

По словам литературоведа и поэта Дмитрия Кузьмина, ушная раковина из всех частей человеческого тела ближе всего к искусству. В ней просвечивает густая и горячая кровь. Искусство же состоит в том, чтобы попасть иглой «в то самое место».

Молодой самарской художнице Алисе Николаевой «попасть в нужное место» удалось уже не один раз. Это и ее поездка в город Пермь, и участие в выставке «Самарский десант» в Санкт-Петербурге, и приглашение поучаствовать в Четвертой Московской биеннале современного искусства. Заметил молодую деятельницу contemporary art знаменитый галерист Марат Гельман. Перформанс под названием «Погружение» (http://vimeo.com/26137846 «погружение» — 1:30) произвел на небезызвестного искусствоведа мощное впечатление, и он незамедлительно предложил художнице принять участие в Московской биеннале. Но Алиса оказалась девушкой с ярким open mind и внезапно сделала ход конем – вместо того чтобы наслаждаться внезапным признанием, она поступила во французский вуз и в начале сентября уезжает жить в город на севере Франции Амьен. Алиса не завидует пермякам и не размышляет о важности продвижения современного искусства в Самаре. Она тихо покидает этот город.

Алиса – миловидная девушка, в коротком красном платье и белоснежных колготках. Она живет в самом центре города, в квартире с пятиметровыми потолками, но совмещенным санузлом. Она великолепно говорит по-французски, но не имеет даже незаконченного высшего образования. Алиса обучалась классическому рисунку, но известность получила благодаря своим перформансам и инсталляциям. Ее деликатность соседствует с магнетической отстраненностью, а внезапное желание поведать собеседнику что-то очень личное с холодной закрытостью. «Смысл моих работ заключается в создании некой преграды между собой и зрителем, но, с другой стороны, меня всегда интересовала реакция людей на мое творчество. Мне интересно загнать зрителя в определенные рамки и посмотреть на то, как он будет воспринимать мир вокруг себя. Самое ценное – это неповторимость момента. Но на самом деле все это хулиганство. И все те нарисованные мню порнушные девочки, которые поедут на Московскую биеннале, – всего лишь остроумная выходка. Я так развлекаюсь. А вообще вы меня пытаете. Слова – не мой конек, мне очень трудно разговаривать».

5 сентября Алиса улетает жить во Францию. Город Амьен, факультет искусств, учиться на бакалавра три года. По словам Алисы, поступила она туда просто потому, что была такая возможность. Уезжать она и не думала. «Сейчас, когда меня спрашивают, счастлива ли я, что еду учиться во Францию, честно отвечаю, что нет. На самом деле мне все это безразлично. У меня нет слепого счастливого опьянения, я вовсе не очарована Европой. Я ни от чего не бегу и отлично понимаю, что на новом месте все будет точно так же, как и здесь, потому как от самой себя никуда не спрятаться. Безусловно, это очень интересный эксперимент. Ведь это безумно интересно и увлекательно — почувствовать себя чужестранцем, погрузиться в другую среду, сравнить европейское образование с российским. Но все же тот факт, что я поступила учиться во Францию, не был спровоцирован моими амбициями и честолюбием. Мне просто было тоскливо. Плюс я не хотела потратить впустую время, которое освободилось в огромном количестве после того, как я бросила институт. Любопытство, тоска и безжалостность по отношению к близким – вот, что провоцирует большинство моих поступков. Я принципиально не хочу жить или учиться в Париже, поскольку ритмы городов такого масштаба совсем не для меня».

Окончив 2 курса строительного института, Алиса, не задумываясь, его бросает. На резонный вопрос «почему?», она шепчет что-то про грустную любовную историю. После этого смелого поступка целый год художница работает официанткой в китайской чайной, где ей приходится общаться с «серьезными посетителями» — обладателями огнестрельного оружия и быстрых спортивных автомобилей.

После чашки чая Алиса выпивает бокал итальянского игристого и рассказывает о внезапном вдохновении и о том, как появляются ее работы. Тезис о том, что современное искусство – это, в первую очередь, концепт и продукт интеллектуального усердия, разбивается вдребезги. «Сначала я придумываю некий образ. Или ко мне приходит какое-то чувство, что-то необъяснимое, неясное, аморфное. Позже я продумываю детали. Осознание того, зачем и для чего я это делаю, приходит гораздо позже».

К роду своей деятельности Алиса относится крайне несерьезно. На банальную просьбу представиться Алиса отвечает так: «Добрый вечер, я Алиса. И я занимаюсь глупостями. Наверное, я художница. Но мне больше нравится слово артист. Художник, в моем понимании, – это очень узкое понятие. Сразу представляется какой-нибудь пейзажист или портретист. Но мне сложно так о себе говорить, так обо мне обычно говорят другие люди. Я просто делаю то, что хочу делать или что делать должна».

В Перми, в отличие от Петербурга, творчество самарской Алисы встретили холодно. «Я искренне удивлена, что мои картины получили отклик со стороны Марата Гельмана. Я плохо помню, что происходило вокруг, лица людей, слова, все было сконцентрировано на противостоянии холоду воды, в которую я погружалась, состоянии шока. Если говорить про сам город Пермь, то здесь все выглядит следующим образом: старушку, которая торгует семечками, одевают в костюм от Prada, но после возвращают на тот же перекресток торговать теми же семечками. Как-то так. Резкий контраст между самим городом и привнесенным в него извне. В Перми проходит слишком много мероприятий в слишком короткие сроки. На открытия выставок приходят исключительно журналисты и кураторы. Очень мало сторонней публики. В Петербург я приехала также с перформансом. Я разбивала статуэтки об пол, после чего подходила к зрителю, целовала его и отдавала ему осколок. Я постоянно слышала возгласы: «Ну дает волжанка!» В Петербурге я увидела самых лучших зрителей. На выставку пришли профессора из академии искусств. Но целоваться они почему-то не стали. Особенно сильно мне запомнился один момент. Я собиралась разбить фарфорового лебедя, и тут ко мне подошла женщина лет пятидесяти и сказала, что все, что я делаю, – вопиющее безобразие и что она не даст мне продолжить акт деструкции. Она забрала лебедя и ушла. Это было просто прекрасно. В Самаре же я кричала на зрителей, но после сразу же извинялась, просила прощения и опять же целовала. Этикет – обязательный ритуал».

Алиса молчит и сосредоточенно думает. Казалось бы – скоро она в полной мере ощутит на себе очарование северной Франции, переедет в город, который раскинулся на семи рукавах реки Сомма. Но даже учеба в университете Пикардии, носящем имя знаменитого амьенца Жюля Верна, в данную минуту ее не радует. Алиса мучительно размышляет над поставленным вопросом – существует ли в Самаре современное искусство. «Я сомневаюсь, что в Самаре у современного искусства есть будущее. Меня будут бить палками за такие слова, но это мое мнение. Я вообще не вижу никаких перспектив. К моему огромному сожалению».