1 января

Первое января – редкий в году день, когда проснувшись в половине одиннадцатого утра, можно не истязать себя упреками в лености, праздности и безделье. Серый рассвет неуверенно размывает фиолетовый бархат праздничной ночи, украшенная елка выглядит лысоватой, раздвинутый с вечера стол вытерт небрежно, крошки сдобного печенья мешаются с кожурой от мандарина, в бутылке шампанского с раззолоченным горлом плещется последний глоток – уже без всякой игры. Все спят, платья-футляры сброшены на венские стулья, свежеподаренные джемпера с орнаментом из серых и черных ромбов шерстяными лужицами скучают на полу, в туфли вложены чулки, на табуретке у дивана – стакан сводой. Пачка запрещенного к свободной продаже с этого утра «солпадеина» варварски изорвана, рядом пудреница и два мобильных телефона, один полностью разряжен. Кошка выгибает полосатую спину и требует еды, вчера очень оценила баранью ногу, буквально выхватывала из гостевых рук ароматизированные чесноком ломти.

Тихо, очень тихо, только чайник, закипая, коротко и жарко ревет, моментально замолкает, не мешает тишине. Стоит сварить кофе, неторопливо выпить его, разглядывая в окно вспаханный снег двора, сплошь усеянный картонными упаковками от вчерашних фейерверков и салютов. Обнаружить себя в полной экипировке по зимнему времени: одежда в три слоя, шапка с кисточкой, рукавицы. В подъезде пахнет табаком, на ступенях серпантин и обрывки воздушных шаров, у порога в сугробе торчит полсосны, нижняя часть. Сохранился оригинальный декор из матово-красных шаров, небьющихся по современной нелепой моде. Припаркованные автомобили под снегом, на лобовом стекле начертаны чьей-то веселой рукой вечные поздравления с новым годом и новым счастьем.

Новый год наступил, в думах о новом счастье прошагать несколько спокойных кварталов, встретив по пути лишь пару собаковладельцев – он и она, рука об руку, желтый шпиц и сурового облика бульдог отпущены с поводков, «и тогда я для себя решила так: полностью собираюсь на работу, завтракаю, и только тогда выхожу с собакой, иначе никак…». Прошагать несколько спокойных кварталов, падает снег, откуда-то ветер, хорошо оставлять первые следы на тротуаре, пусто. Магазины закрыты, посреди торжественного убранства витрин ютятся черно-белые объявления: 1 и 2 января не работаем, к стоянке такси на площади Революции бежит, спотыкаясь, невысокого роста гражданин без головного убора, шарф полощется клетчатым парусом. Скользит по ледовой дорожке к единственному автомобилю «с шашечками»: «Шеф, Ново-Садовая-Осипенко» — «Пятьсот» — «Жив будешь!» — захлопывает дверь с шумом и бредет на остановку общественного транспорта. Уже не торопится. Вынимает из кармана телефон, грустно кричит в трубку: «Малыш, ты только дай мне договорить! Малыш, дело в том, что Горемыкин, собака, закрыл меня в ванной с другой стороны! И я рвался, рвался к тебе, но никак! А сейчас обнаружил себя на улице, абсолютно с пустыми карманами, малыш!». Комкает бледное лицо, садится на корточки, ждет автобус – автобуса нет и неизвестно.

Пожилая дама стучит носком коричневого сапога в полуподвальное окошко, глухим хриплым басом кричит туда же: «Эй, Голубева, открывай, я знаю, что вы дома, старые хрычи!». Голуби разлетаются, хлопая крыльями от шума летящих по кольцу двух одинаковых внедорожников, на крышах автобоксы, наверно трезвые люди едут за город кактаться на лыжах…

Еще несколько шагов, и обнаружить себя на следующем перекрестке, напротив рюмочной остроумного названия «Второе дыхание». Рюмочная вопреки ожиданиям функционирует, и через низко расположенные узкие окна выплескивается электрический свет. Состав посетителей некоторым образом предсказуем: двое мужчин средних лет, куртки из болоньи, шапки-ушанки, один в валенках, второй – в кроссовках, бывших белых. Разговаривают о заветном. «Я вот что тебе скажу, Слава. Лучшие это были времена моей жизни – армия. Я ведь не просто призвался, а гимнастом, разрядником. Все два года по соревнованиям, сборы, тренировки. Кормили нас – по высшему разряду. На завтрак – полстакана сметаны, на обед — стакан» – «А на ужин?» — «Мутный ты мужик, Слава. Я тебе – о заветном, а ты — ужин».

У прилавка – румяная подавальщица, телевизор с небольшой диагональю показывает трофейный советский кинофильм по рассказам Зощенко, круглолицый актер чудесно исполняет песню с уместным припевом «губит людей не пиво, губит людей вода». Девушка в очках и короткой шубе из цветных клочков меха аккуратно выпивает пятьдесят граммов коньяка. Перед ней на белесом четырехугольном столике – тарелка с бутербродом. Красные лепестки неизвестной рыбы, скрюченная веточка петрушки, четверть крутого яйца. «У нас все самое свежее, — говорит горделиво подавальщица, — сама лично рыбку солила. Я всегда знаю, что лучше на хлеб ложить. Рыбка, яичко, а вот еще хорошо бы маслица, для профилактики, но маслица не осталось. Спороли!».

Подавальщица обращается к девушке в очках, чуть ли не как женщина к женщине, та робко кивает, крутит коньячную рюмку в пальцах. «Ты на площади Куйбышева была? – переходит подавальщица на ты, — не была? Вот и я тоже. А там, говорят, Артяков на гигантском экране нас поздравлял. Даже на двух экранах! А вокруг – ледовые фигуры… Кони! Повозки! Красота! Благодать!».

«И я тебе еще скажу, Слава. Если кто при мне хоть слово поганое про нашу армию скажет, я этого говнюка прокляну и изобью» — «Да я, это, Владимир Эдуардович, да я завсегда про армию – хорошо. Меня через это последний раз с работы поперли. Но я твердо настаиваю! Твердо!». Закуривают, на несколько мгновений пропадают в синеватом дыму. Девушка в очках кашляет.

«Мария, нам еще по сто пятьдесят! – четко формулируют заказ приятели, — и порцию селедки». К селедке полагается холодный отварной картофель, чуть синеватый от скрытого крахмала. Девушка в очках прекращает кашель и тихо плачет, коньяк недопит, петрушка завяла, плиточный пол в грязноватых потеках с большим количеством песка.

«Неделю ждала его звонка, ведь это важно – договориться о встрече нового года, вы понимаете? Не звонил. Я не хотела сама. Но все-таки не выдержала, написала смс, такую, милую: как, типа, дела? Не отвечает. И вот уже тридцать первое! И никакого звонка! Я не знала, как вообще себя приспособить, ведь надо праздновать, и такая примета – как встретишь, так проведешь… Уже потом не удержалась, позвонила сама, и говорю, весело так говорю: привет, ну как мы встречаемся, когда? А он мне отвечает: алло, алло, ничего не слышно, хоть все было прекрасно слышно…».

Подавальщица Мария сходит со своей барочной сцены, обнимает девушку за плечи, с уверенностью произносит: «Девочка моя, да у тебя впереди столько хорошего еще, интересного! Да плюнуть и растереть на этого, как его? А? Никиту, блин!».

«А в Соединенных Штатах Америки, — говорит Владимир Эдуардович, — Никита – вообще женское имя».

«Вот и я о том же», — глубоко кивает подавальщица. Девушка уже улыбается, утирая молодое лицо бумажной салфеткой с новогодним рисунком – красные колокольцы, зеленые схематичные елки.

«Ну, за новый год, — предлагает Слава, приподнимая свои сто пятьдесят граммов, — пусть будет, это, добрым!». Подавальщица в легкой задумчивости выпивает девушкин коньяк. Первое января, вторая половина дня, хороший день для пожеланий добра новому году.

4 thoughts on “1 января”

  1. Таинcтвенный поклонник (не проверено) Втр, 01/03/2012 — 12:41 — всегда это смешит! "не проверено"

    Ответить

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.