Фанфурики

ОКТЯБРЬ 2014. Сначала все было ничего, а потом его начали скручивать судороги, комкать руки-ноги, завязывать спину узлом, корежить лицо и дергать пальцы. Наверное, это было больно, потому что он громко стонал, охал, и пытался вдавить ладони в грудную клетку слева. Неподготовленная к зрелищу, я набирала «ноль три», и срывающимся голосом говорила, что он умирает, пожалуйста, ну пожалуйста. Скорая приехала по-настоящему быстро; суровая усатая врач рявкнула мне: «Быстро тащи, чего пил, тару!» Я бросилась в разные стороны, и выудила из куртки пустой флакон «асептолина», раствора для наружного применения, применяемого исключительно внутрь. Веселенькая бело-зеленая наклейка, крепость 90%, цена двадцать рублей.

«Вот, — я тянула к врачу руку, чтобы донести информацию оперативней. — Вот, вот!»

«Ясно, понесем сейчас, — скомандовала врач, — зови мужиков кого, если есть. Носить некому».

«Он не умрет?» – спросила я.

«Не сегодня», — не обманула врач.

Он ничего этого не будет помнить.

img-20140728183325-250


Фанфуриками называют спиртовые настойки и антисептики, не предназначенные для приема внутрь — алкогольные суррогаты. Один флакон стоит около 20 рублей. Новый руководитель ГУ МВД по Самарской области Сергей Солодовников совершил попытку ликвидировать продажу этой продукции в табачных киосках. Но правовой основы для этого запрета нет, поэтому «горький перец» вы сможете купить там и сейчас. Но лучше не надо.


 

СЕНТЯБРЬ 2015. Саша лежит на крыльце магазина «Рыбачьте с нами», нижняя половина туловища на асфальте, верхняя, та, что с головой – на ступеньке. Лицо Саши сплошь покрыто белесой чешуей. То ли это слезает кожа, то ли Саша долго не умывался. Саша не старый. Ему сорок лет, и он мертвецки пьян.

Да, он живой, говорит Саша, не открывая глаз и не меняя положения тела. А то какой же. Нет, он не помнит, где его дом. Да, у него есть телефон. Все так же, раскинувшись на крыльце, он тыкается рукой в карман, промахивается, раз, другой, третий. Наконец, попадает, роется. Из кармана падает склянка темного стекла, фанфурик, наполовину пустой. Падает, разбивается об асфальт, красноватая жидкость течет, маслянисто поблескивая.

Звон стекла беспокоит Сашу, он приоткрывает глаза и пытается приподняться, но голова тяжелая, такая тяжелая. Внезапно он резко все же садится, скрючивается, зажимая впалый живот между грудью и коленями. Ааай, как больно, плачет Саша, как больно, мамочки, как болит, болит, болиииит.

Через минуту распускает себя из узла, смотрит вокруг. Да, кажется, это его улица. Вот там он живет, где помойка во дворе и кованая ограда. Да, он попробует встать. Нет, лучше поддерживать за локоть, а другой рукой – поперек спины. Нет, с крыльца он спустится сам. Саша перекатывается тощим колобком вниз, подползает на четвереньках к стене и поднимается на ноги, опираясь на нее разодранными в кровь руками.

Нет, это он не упал, это у него чесотка какая-то. Ну, чешутся руки и чешутся, невозможно терпеть. Вот он и наяривает, чешет. Уф, все он больше не может. Сашины ноги трясутся, будто бы он танцует какой-то неизвестный еще человечеству танец. Вот этот подъезд, видишь? Где кирпичи лежат. Квартира 37. Пусть мамка спустится, или сестра, или бабка, или кто. Скажи, Саша здесь. Или нет, нет! Скажи, Петровна зовет, картошку привезли.

Вот Сашина мать, пожилая, невысокая, седые волосы подстрижены коротко, просвечивает кожа головы, ярко-розовая. На ней халат и передник с большим карманом, из передника свешивается кончик сантиметровой ленты, на отворотах халата приколоты булавки – что-то шьет, булавки всегда должны быть под рукой. «А ведь еще два месяца назад нормально работал, вахтами ездил, он сварщик хороший», — говорит она. Сашина мама смотрит на сына, опять уснувшего на подступах к дому, помойка присутствует на заднем плане. Лезет к Саше в карман, достает еще один фанфурик, полный. Швыряет в мусорный бак. Тяжело молчит. Сказать, в общем, нечего.

lIZqSk22lM8

Мужчина неизвестного имени лежит в газоне. Узкая полоска газона отделяет тротуар и шеренгу деревянных старинных домов от проезжей части и макаронной фабрики, вот в этом газоне мужчина и лежит, отдыхает. Он грузный, распластался, примял траву. Вокруг листья, потому что осень и падают листья. Некоторые упали непосредственно на мужчину, прикрыв часть лица.

Да, он жив, чего надо? Надо чего, он спрашивает. Нормально все. Димыч сейчас придет, и все станет еще лучше. Мужчина, нащупав рукой ствол большого дерева, пытается сесть. Получается плохо – он расползается, растекается дрожжевым тестом, снова рушится на землю, успевая, однако, откуда-то из недр одежд достать флакон «настойки дуба» и сделать глоток. Икает, давится, по подбородку густо течет слюна. Листья с тихим шорохом падают с его головы.

На столбе рядом объявления: куплю волосы 28 сентября, не короче 40 см, можно седые и старинные часы. Еще одно, рядом: бесплатная помощь при алкоголизме и наркозависимости, выбери жизнь.

Мужчина икает. Не может остановится. В перерывах ругается: не надо рядом с ним стоять, он никуда не пойдет, он ждет Димыча, Димыч — человек. Не надо, сказал, пошла нафиг, хочешь помочь, дай десятку. Десять рублей, дай десять рублей, лучше – двадцать. Не дашь, так пошла к черту. К черту пошла, сказал. Ииииди нафиг, блииин.

Не нафиг и не блин, другие слова, сейчас их нельзя в периодических изданиях.

На бледных, без всякого цвета губах желтоватые пузыри – надуваются и без звука лопаются.

0_99235_634a355_orig

Юра спит под лавкой. Центральная улица города, казалось бы, но нет еще 16:00 и не ходят полицейские патрули. Еще утро, и солнце красит. Прекрасная осень, нежнейший сентябрь, воздух еще тепл, но уже горек, как ему и полагается. Мимо гуляют красивые девушки, тонкие талии затянуты лаковыми поясами, тонки каблуки гвоздят тротуарную плитку. Девушки испуганно смотрят на Юру под лавкой. Юра не смотрит на девушек.

Ааа, не трогайте. Не трогай, не видишь, я голову разбил. Юра не разбил голову. Разбил, разбил, у меня кровь идет из глаз. Глаза все в крови. Кровь идет из носа. Крооовь, верни мою кровь, верни.

Да, у него есть телефон. Не будет он никому давать своей трубки. Он сейчас даст, как последний идиот, и все с его трубкой убегут. Нет, лучше верните ему кровь, он не может без крови.

Юра говорит медленно, каждое слово тянет, висит на гласных. В какой-то момент он крупно вздрагивает и по его светлым пижонским джинсам расползается мокрое пятно. Остро пахнет мочой.

Из модного магазина выходят курнуть два продавца-консультанта. Негодуют, завидев Юру. Сетуют, что невозможно, этот табачный киоск, вот такие купят охапку фанфуриков, сразу выпьют, а потом валяются здесь в собственной блевотине. Надо, наверное, опять звонить в полицию, хоть они уже и неохотно приезжают. Ну что такое, ни дня не обходится.

Юра где-то изыскивает все же телефон, и говорит: позвонить маме. Мама всегда значится как мама, не ошибешься. Юрина мама находится, отвечает сразу, высокий голос. Где? На Ленинградской? Он цел? Почему на Ленинградской-то, господи, что же его туда занесло. Она приедет, ее довезет зять, но потребуется время, они на восьмой просеке и сейчас пробки.

Юра с многими трудами взбирается на лавку, ложится на бок и спит. Сейчас, когда тень от лавки не закрывает его лица, видно, что Юра молод, очень молод. На тесной футболке портреты неразличимых сейчас рок-музыкантов. На шее – шнурок с крестом.

Дай воды, дайте воды, можно мне пить, попить. Горло прямо дерет, сердце прямо стучит, слышишь, как грохочет. Дай воды, пожалуйста. Спасибо. А где тут был его портфель? Черный кожаный портфель, кто взял портфель, нну гады же, сволочи. Свооо-лоооо-чиии.

На перекрестке останавливается Land Cruiser стального цвета, оттуда выбирается элегантная мама Юры. С водительского места встает молодой человек в бейсболке козырьком назад. Мама Юры быстро-быстро идет, переставляет ноги в узких брюках и сапогах-казаках, зять подчеркнуто независимо стоит у автомобиля. Не собирается он участвовать в этом балагане, говорит он без слов, распустили сопляка, всю жизнь в жопу дули, вот получайте.

Потом все-таки открывает заднюю дверь, устилает сиденье толстым полиэтиленом, и пол тоже. Мама, надеюсь, вы к себе его не повезете? Мама, пожалейте себя. Ну, как хотите. Вы взрослый человек.

Мама Юры скороговоркой сообщает, что вообще-то Юра учится на врача, учился, точнее, потому что с третьего курса его отчислили, и с работы уволили в начале лета. Юра изворачивается в автомобиле, наклоняет голову и его бурно рвет на треснутый асфальт.

Молодец, молодец, говорит мама Юры, пусть меньшего этого дерьма внутри-то остается. Зять множественно цыкает зубом и закуривает, вынимаю сигарету из портсигара, чисто Воланд. У него принципиально другое мнение по текущему вопросу. Мама не будет против, если он отойдет, положит деньги на телефон?

Мама Юры не против.

И отец его умер от водки, говорит мама Юра, это раньше так говорили: от водки, а сейчас хоть бы водку пил, так подсел на эту гадость, это же чистая отрава, чтоб ее, от нее теряешь мозг. Мама Юры кивает на зелененький табачный киоск, произносит: фанфурики, и, наконец, плачет.

img-20131123192502-546

НОЯБРЬ 2014. «Ты вообще да? Ты сумасшедший? Ты, наверное, дебил? – я орала так громко, как только могла, а я могу очень громко. – Ты две недели как из токсикологии, тебя с того света, считай, вытащили! А ты опять? Опять эту гадость?»

На полу валялась склянка «тоник красного перца», каталась, перекатывалась, глумливо показывая то один бок, то другой. То вогнутое дно.

«Вот так ты со мной? Ну так получай же», — я схватила «перца», чуть не зубами свернула алюминиевую крышку и совершенной ярости выхлебала содержимое. Секунду спустя я дышала ртом, пытаясь погасить в горле пожар. Пять минут спустя я стала рабочий и колхозница, русский ученый Павлов и его собаки, затоваренная бочкотара, главпочтамт до востребования, разбитая чашка, лягушка в сметане, лед под ногами майора, дочка Брежнева с танцами на столе, ангина, бронхит, острый панкреатит, сломанный нос, потерянная голова, плач по волосам. А еще через пять минут меня сильно тошнило, и унитаз приветливо холодил щеки и лоб.

«Смотри, это яд, — плакала я, утирая лицо клочком туалетной бумаги, — смотри, это же настоящий яд, не пей ты этого, ну не пей, не пей. Не пей».

АВГУСТ 2015. Он умер.

СЕНТЯБРЬ 2015. Саша опять лежит на крыльце магазина «Рыбачьте с нами». Саша, ну ты чего, прямо повадился. Скоро зима, в сугробе замерзнуть хочешь? Домой пошли, смотри, у тебя рубашка порвалась, на боку ссадина. Саша машет рукой из положения лежа, рядом с его правым ухом покоится фанфурик, что у нас сегодня, красный перец.

2240

3 thoughts on “Фанфурики”

  1. жуть какая… у нас — самогон употребляют. пусть не высшего качества — но таких страшных историй я не слышала… хотя и алкоголиков вокруг — полно

    Ответить
  2. Молитва о здравомыслии Анонимных Алкоголиков
    Боже дай мне разум, принять то, что я не в силах изменить.
    Мужества изменить то, что могу
    И здравомыслия отличить одно от другого

    Фото памятнику Алкоголика на набережной в Европе

    httpтs://m.facebook.com/story.php…

    Предлагаю в Самаре поставить памятник алкоголику на «ДНЕ» — ульяновский спуск пивзавод
    Это поможет изменить отношение общества к алкоголю

    Ответить
  3. Анна Лобачева все видит только со своей колокольни, к сожалению. покоробило от ее опуса.нельзя быть настолько категоричной. это я тут мягко и интеллигентно выражаюсь.

    Ответить

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.