В Самаре есть гражданский активист, и вот уже семь лет за его действиями пристально следит Центр «Э». Про свои отношения с правоохранителями рассказывает Антон ПУНТОК.
Для начала абстрагируемся от частностей. Зачем, на твой взгляд, вообще нужен «Центр по противодействию экстремизму»?
— В конце нулевых возникла проблемы – появилось много экстремистских группировок. Не нужно думать, что Центр «Э» бегает исключительно за «политическими». Они занимаются религиозными фанатиками, этническими группировками. И в целом, я считаю, что нужна такая структура. Возьмём, к примеру, меня. На меня нападали около криминальная молодёжь, представляющая этническую группу. И я знаю, что делами людей подобного типа занимается именно Центр «Э».
С другой стороны, многие «эшники» относятся к своей работе халатно. Ведь проще составить на активиста какого-нибудь заявление за то, что он на пикете стоял, чем взять условно Абду Али и вычислить, что он на арабском языке переписывается с представителями ИГИЛ. Ведь для этого арабский учить надо, заниматься прослушкой, учить писания. Поэтому мы чаще всего видим, как они дёргают простых активистов для отчёта перед начальством.
Когда и при каких обстоятельствах лично ты познакомился с Центром «Э»?
— В 2008 году первый раз был на «Русском марше». Через два дня приезжаю в ГАИ платить штраф. Тогда полицейские быстренько инициируют, что гонял от них на машине. Везут в суд. Судья в течение 10 минут осуждает. Меня отправляют на несколько суток изолятор.
В 2009 году я подрался с представителями субкультуры, проповедовавшей американский стиль жизни. Между нами произошла словесная перепалка, переросшая в драку. Через 2-3 недели меня вызывают в отделение полиции по месту жительства. Берут под руки, везут в какой-то отделение и в грубой форме «беседуют» на протяжении пяти часов. Внушают мне, якобы я испытываю расовую неприязнь к представителям этой субкультуры. Я, конечно же, отказывался. Но в итоге это дело всё равно довели до 116 статьи [побои из хулиганских побуждений либо по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти – прим. авт.].
В рамках этого дела провели у меня обыск в квартире. Один раз провели с многочисленными нарушениями. Неправильно написали мою фамилию. Понятые подставные: одного из них видел потом в форме охраны железной дороги, другой мне сказал, что регулярно задерживается, и у него не было иного варианта, чем идти на сделку со следствием. А изъяли у меня макет деревянного ножа, рукавицы и Библию. Зачем им эти вещи понадобились, неизвестно.
Потом ещё долго пытались пришить мне 282 статью [возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства – прим. авт.]. Но за неимением доказательств дело закрыли. Вот как раз после этого случая, мне кажется, я попал в их «черный список». Ведь я просто так им не давался: писал много жалоб, у меня на суде был представитель европейской правозащитной организации. Плюс – «эшники» неосознанно меня затянули в правозащитную среду города. Познакомился со многими правозащитниками.
С тех пор меня вызывали по всяким мелким политическим и не политическим делам. Могли, например, прийти амбалы с оружием из уголовного розыска, накошмарить соседей, меня вызвать на допрос. Но, если с ними спокойно говоришь, они ничего плохого не сделают. Заполняешь бумажки, пишешь объяснительную, они уходят.
Кстати про политические дела, тебя ведь недавно вызывали по поводу пикетов 6 мая на Самарской площади. Чем дело закончилось?
— На протяжении недели мне звонил участковый, просил явиться на допрос. Но так как он не представлялся, я его просьбы игнорировал. Потом звонили из Центра «Э». Искренне, на мой взгляд, интересовались, почему я отказываюсь явиться на допрос. Заверили, что ко мне никаких серьёзный претензий нет. Просто нужно поговорить.
После чего я с участковым этим всё-таки встретился. Он мне показал фото с пикетов 6 мая в этом году. На фотографии чётко видно, что я стою на 10-15 метров от общей толпы. То есть, этот факт отстраняет меня от любой организации. А меня обвиняют как организатора пикетов.
Заявление на меня написал один из активистов НОДа [Национально освободительное движение, чьим девизом является «Родина! Свобода! Путин!» – прим. авт.]. НОДовцы были в тот день на пикете. Однако эти люди никак не фигурируют в деле. Участковый сказал, что ему нужны имена и фамилии этих активистов, чтобы причислить их к делу.
В итоге в протоколе указали, что такого-то числа я находился на таком-то месте. Сейчас суд должен решить, зачем я там находился. После этого осудить или нет.
А последний визит в Центр «Э» когда был и по какому поводу?
— Приехали в Самару следователи из Москвы. Там они ведут определенное дело двухлетней давности. Им нужно просто меня опросить как свидетеля. Для этого москвичи дали следственное поручение местному «Центру по противодействия экстремизму» меня доставить на опрос. Они с перепугу (из Москвы ведь приказ пришёл) приезжают ко мне домой, и срочно просят поехать в Центр «Э». По себе знаю, что они по любому найдут до чего докопаться, поэтому еду с ними.
В Центре «Э» сидим долго, ничем не занимаемся. Потом заходят два солидных мужчины. Понимаю, что сейчас будет серьёзный разговор. Может быть, даже бить начнут. Но оказывается, что это следователи из Москвы. Безумно культурные люди. По полочкам всё раскладывают. Разговаривают спокойно.
Правда, возникла небольшая проблемка. Пока их ждал, сообщил о ситуации Кате Герасимовой [член совета регионального отделения «Партии Прогресса» в Самарской области – прим. авт.], обещал перезвонить через час. Но села батарейка в телефоне. Катя разволновалась и в одном из отделений полиции объявила меня в розыск. Так вот, прямо во время опроса, к нам забегает полицейский и говорит, что меня ищут. Следователь из Москвы сильно удивился. Минут через пять закончил опрос, и мы пошли разбираться с «розыском».
«Следаки» из Москвы вызвали мне такси. Посадили в машину, а потом ещё и позвонили в отделение полиции – удостовериться, доехал ли я. В отделении написал объяснительную и поехал домой.
Выходит, что на протяжении всего твоего взаимодействия с Центром «Э», за исключением редких случаев, сотрудники правоохранительных органов относились к тебе хорошо. Почему же тогда они так часто тебя задерживают?
— К кому-то сотрудники Центра «Э» относятся хорошо, к кому-то – плохо. Ко мне они просто относятся. «Эшники» понимают, что если нормально общаться, то я тоже буду нормально общаться.
Бывает такое, что они звонят и, не представляясь, говорят: «Это из Центра «Э». Я иногда отшучиваюсь: «А это Горгаз». Ведь у каждого сотрудника должно быть имя и звание. Если же представляются, тоже есть свои нюансы. Нет такой процедуры: тебя вызвали по телефону, ты не явился, тебе предъявили претензии. Так как у нас любой может позвонить, представиться сотрудником правоохранительных органов и вызвать на допрос.
Понятное дело, что «эшники» могут общаться по-другому. Но иногда сами правозащитники портят взаимодействие. Я вот, например, знаю историю одного «правого» активиста. Ему пришло уведомление из Центра «Э» с просьбой явиться к ним в офис. Он целый год от них «гасился». Дёргали всех, кто с ним общается. Потом выяснилось, что «эшники» его побили, вот он от них и прячется. А ещё через некоторое время все узнали правду: этот активист послал «эшника» на три буквы, тот в грубой форме посадил его в машину. Всё!
Кто в этой ситуации виноват? Человека вызвали, начался судебный процесс, а он скрывается. Чисто психологически – за ним что-то есть, раз он боится сотрудников Центра «Э». А по поводу применения грубой силы – чаще всего люди виноваты сами. Ведь сотрудник тот же человек, начальник укоряет его за то, что он человека для одной росписи достать не может. А этот человек, не подозревая, что от него хотят, бессмысленно скрывается от «эшников», создавая проблемы.
Так, как же тогда относиться к тем людям, которые вносят тебя в «черный список», вызывают тебя по всяким мелочам на допрос, устраивают обыски, предъявляют надуманные обвинения?
— Нельзя всех полицейских под одну гребёнку грести. Есть те, о которых, и вспоминать не хочется, а есть хорошие и адекватные люди. Мне кажется, что в нынешней социально-политической ситуации нужно говорить о хороших. Причём должны говорить мы, те люди, которыми они занимаются.
В среде сотрудников полиции люди с разными убеждениями. Один в силу симпатии к правым может с неприязнью относится к Оганезову. Другому, наоборот, ближе взгляды левых. Есть те, кто просто придерживается оппозиционных взглядов. Вот, например, рассказываешь ему на каком-нибудь митинге про свои убеждения и улавливаешь, что он согласен с тобой.
Или вот ещё пример. Перед выступлением на марше 1 марта разговаривал с полицейским. Он мне пожаловался, что у них нет перчаток, руки мёрзнут. Я вышел на сцену и в своём выступлении упомянул об этом. Потом ко мне подошёл полицейский и сказал: «Вот такие темы надо поднимать, а не страну раскачивать и к революции призывать».
Это я к тому, что если человек, желающий смены власти, будет относиться к полицейским адекватно, то и они к нему придираться не будут. Скажут, мол, у него свои тараканы в голове, пусть ходит и митингует. Они поймут, что он гражданин, а не враг. Вряд ли они будут его запирать, бить по почкам, осознавая то, что правозащитник хочет добиться правосудия, а не расшатывания системы.