Интернет-мем – единица информации, объект, ранее малоизвестный и, как правило, неожиданно ставший популярным, распространяясь от одного человека к другому — через интернет.
Термин «мем» введен английским биологом Ричардом Докинзом для описания процессов хранения и распространения отдельных элементов культуры.
Есть такой интернет-мем: «меня часто спрашивают», главная его прелесть заключается в том, что поди знай, спрашивают ли на самом деле, или просто хотят поговорить немедленно на означенную тему. Допустим, смотрю я на вас меланхолично и говорю поддельным контральто: «Часто спрашивают, как мне два года подряд еженедельно доводилось делать репортажи с открытых рабочих совещаний при главе городского округа». И вы неохотно, но начинаете слушать.
Открытые совещания были учреждены ушедшим от нас под траурную песнь о самарском самоуправлении перед своим переездом в Москву Дмитрием Азаровым. Хороший был мэр! Странный, но хороший. Учредил вот открытые совещание. Многие вспоминают их добром и улыбкой.
Совещания проводились по средам главой городского округа Самара в здании мэрии, а пресса собиралась напротив, в специально выделенном помещении Управления информации и аналитики. Специально выделенное помещение оснащалось просторной плазменной панелью, на которой пресса и может наблюдать рабочее совещание. Было так:
Пресса распределяется за столами, составленными буквой «Т», достает диктофоны и жадно пьет минеральную воду из стеклянных стаканов. Вода прилагается к плазменной панели и может быть использована без дополнительной платы. Стаканы – нет. Шампанского прессе не подавали ни разу. Вот все это я вам подробно рассказываю поддельным контральто, иногда срываясь на обычный голос, а потом применяю эффектный ораторский прием: коротко вскрикиваю, даже скорее издаю птичий клекот, на манер ястребиного. Заручившись вниманием, приступаю к главному.
Политический обозреватель из меня – никакой. И даже репортер на политические темы – довольно поганый. Я совершенно не в курсе волнительных тайных течений, внутрипартийных интриг, рокировок, непременного казнокрадства и обязательного очковтирательства. Но мне везет делаться свидетельницей разных вещей настолько любопытных, что можно без всяких тайных течений просто записать все по порядку.
Объясню. Как-то еду я в автобусе. Прекрасное февральское утро, но не такое, чтобы все по звонку на завод. Позднее утро. И вот я еду, и автобус едет, двадцать четвёртого городского маршрута, мальчик на соседнем сиденье играет сам с собой в шахматы, кондуктор компостирует талоны, благодать. Автобус останавливается на Самарской площади, где частями вбирает в себя мужчину при норковом берете, изящной дубленке, полосатом шарфе и замшевых ботинках. Мужчина безукоризненно, великолепно пьян. Присаживается рядом и говорит мне интимно и игриво: «А я напился сегодня». Откровенно говоря, это мое предположение — то, что он произнес именно это. У меня – богатая фантазия. А так он мог вполне сказать: «Ой ты гой-еси, добры молодцы» или даже: «Поговорим об исследование теплопроводности и теплоемкости изомеров углеводородов и сложных эфиров». Дело в том, что мужчина произносит все слова крайне неразборчиво (нрзб), и постоянно ощупывает языком изнанку зубов, словно определяя, как давно он умывался.
По ходу следования автобуса мужчина, вдруг осознав, что имеет проблемы с дикцией, показывает жестами, что ему необходима помощь в добывании денег из кармана куртки. «Мня не слшаются пальцы», — трагически повторяет он, теряя гласные. Кондуктор смотрит на нас с интересом. Немногочисленные пассажиры подсаживаются поближе. Мальчик с шахматной доской протирает очки. Мужчина рвет на груди изящную дубленку. Я выуживаю у него из кармана пятьсот рублей. Отдаю удовлетворенному кондуктору. Полученную сдачу пихаю обратно, но мужчина возражает, кричит барственно: «Забирай все!» и разбрасывает железные десятки, и бумажные тоже. Многие радовались.
Покричавши, манит меня бирюзовым айфоном и сообщает, что он министр. «Почти министр, — добавляет честно, — я почти министр сельского хозяйства и всего этого… этого… красного полумесяца! Или нет! Нет!..»
Расстраивается, что нужное слово не приходит в его голову, лупит себя по колену айфоном, лупит меня по колену айфоном, айфон упруго отскакивает и падает в снежную грязь автобусного дна. Мужчина откидывается на спинку сиденья, быстро и глубоко спит минуты три. Тем временем я шарюсь в снежной грязи, подбираю айфон, ненавижу всех, всовываю айфон обратно в карман, протискиваюсь к выходу.
Мужчина просыпается и нежно говорит: «Я пойду с тобой, девочка. Я куплю тебе небо и расскажу тебе про самарскую политику всё». Вновь теряет айфон, взамен него достает (дубликатом бесценного груза) удостоверение члена правительства самарской области. Размахивает удостоверением. Роняет удостоверение в снежную грязь автобусного дна. Указывает мне движением бровей, что неплохо бы поднять. В гневе поднимаю. Кондуктор трогает меня за рукав пальто и дружески предлагает: «И правда, забирай себе. Так-то он явно мужик неплохой. Пить только не умеет». Мальчик с шахматами весело смеется. Покидаю салон автобуса триумфально. И не нужно мне покупать никакого вашего неба. Оно и у меня есть и так.
И вот минует полгода. И эта незаметная весна проходит, и это странное лето, насчет которого все боялись, что будет жарким, а оно – оказалось ничего. Глубокой осенью снова посреди мокрых снегов я ожидаю подругу около «белого дома» – здания областной администрации. Мы не собираемся с подругой терроризировать местных сотрудников, но я приехала раньше назначенного срока и гуляю. Рассматриваю с детства поднадоевший пейзаж. И тут! И тут внезапно из темного приземистого автомобиля выходит мужчина — при норковом берете, изящной дубленке, полосатом шарфе и замшевых ботинках. Это мой старинный знакомец, почти министр сельского хозяйства и красного полумесяца. Он, оскорбительно трезвый, сопровождается двумя молодыми людьми с лицами добрых белочек. Молодые люди увешаны профессиональной фото- и видеоаппаратурой.
Почти министр грубо помыкает ими: «Сейчас же пошли и сделали!». Белочки мямлят что-то неслышное. «А мне плевать! – кипятится почти министр, — хоть кого, я сказал! Первую встречную, я сказал! Характеристики минимальные! Чтобы была смотрибельна, я сказал!». Вот такие непонятные вещи выкрикивает почти министр, и наталкивается своим правительственным взглядом на меня. И продолжает еще громче: «Учитесь у меня, я сказал! Иван Иванович пошел и все сделал! Две минуты потребовались Ивану Ивановичу…»
Направляется ко мне. Уже с половины дороги начинает приветственную речь: «Девушка! Не могли бы вы мне помочь в одном деликатном деле. От вас ничего особенного не потребуется…». И тут половина дороги заканчивается. Почти министр подходит очень близко. Рассматривает мое вдохновенное лицо. Слишком широкие белые штаны, обещающие войти в моду грядущим летом, красную шапку с надписью «Хули gun» на неизвестном языке. Круто разворачивается и идет назад. Следующую реплику адресует молодым людям: «Иван Иванович не обязан выполнять ваши обязанности. Так, ну, что встали? Быстро, я сказал. Нашли мне смотрибельную модель …»
Так вот бесславно мы встретились с почти министром второй раз.
А вы не забыли? Все это я рассказываю фальшивым контральто, после птичьего клекота. Резюмирую: поэтому не спрашивайте никогда, зачем два года подряд ходила на каждое открытое для прессы рабочее совещание при главе городского округа. И как я сейчас скучаю без них.
Куда же я без политики, резюмирую. К слову сказать, «куда же я без авиации» — вполне себе мем. Еще доинтернетной эпохи.
P.S. Кстати, совершенно не в обиде на почти министра красного чего-то там. Еще неизвестно, для каких целей правительству требовалась смотрибельная модель. В частности, в книге «Ребенок Розмари» подыскивали здоровую недевственницу для вынашивания сына дьявола.
Хорошо написано. Но какие такие талончики пробивает кондуктор, в 21-м то веке?