Жизнь на пляже

В том, что происходит на городском пляже, нет ни грамма интриги, ни миллиметра загадки; тут все так открыто – бритые подмышки, подтянутые ягодицы, трогательные пупки, белесые бедра, предплечья в руинах, вывернутые сумки, мокрые полотенца. Половина девятого воскресного утра, песок еще не так горяч, вода тиха, даже прозрачна, какие-то мальки носятся темными шустрыми стаями, готовы целовать мокрые щиколотки. Оранжевые буйки сезона покачиваются мерно. Заволга светла, и горы утром видны особенно хорошо. Мальчик лет десяти играет на блокфлейте грустную песню про перепелку: наша перепелка старенькая стала, ты ж моя, ты ж моя, перепе-лоч-ка. За ним пристально наблюдает мать из-под мягкой панамы. Она отвлекается лишь на треньканье мобильного телефона, хмуря прекрасные брови, и вдруг стремительно набирает кого-то и четко артикулирует в трубку: понедельник, десять тридцать, судья Иванова, такой-то участок мирового суда. Прикусывает губу.

Непосредственно на берегу ссорятся мужчина и женщина. Сначала мужчина женщину догонял, громко звал Вероникой, потом настиг, залепил по уху, назвал пьяной дурой. Женщина пинает его в живот, визгливо кричит, потом падает на песок и лежит, смотрит в небо. Мужчина наклоняется и заботливо поправляет на ней солнцезащитные очки. Мастерски одновременно раскуривает две сигареты, одну ловко помещает в женский рот.

«Уже жарко, — говорит женщина мирно, — а через час вообще рехнемся».

«Ты и вчера так говорила, — замечает мужчина между двумя затяжками, — лучше признайся, что у вас с Петькой все было» — «Ничего не было, просто спали рядом. Ты знаешь Петьку, он как выпьет, сразу отрубается» — «А почему он был голый» — «Так жарко же».

Жарко.

Люди снимают сандалии, ковыляют по пляжу, приглядывают интересные места – кому нравится под деревом, кому на скамейке. Скамейки тоже могут более или менее привлекательными, вот эта стоит почти в воде, почти можно сидеть, как на мостках и болтать ногами в Волге. Привлекательную скамейку занимают две пожилые пары. Мужья играют в шахматы, двигают миниатюрные фигуры. Первая жена тяжело дышит, стаскивая через голову гороховый сарафан.

«Давление сто шестьдесят. Вчера было двести. Я Саньке говорю: куковать тебе вдовцом! А он мне: такой товар не залежится!»

Вторая жена регулирует лямки купальника и отвечает невпопад: «Так это негигиенично – песок. Всякие люди здесь ходят, а вдруг у них грибок стопы или того хуже. Иной раз домой придешь, а ноги так и чешутся, так и чешутся. Возьмешь, конечно, крепкий раствор марганцовки, да и начнешь обрабатывать! Всю кожу, бывало, сожжешь между пальцев».

К воде идет в резиновых туфлях, не дающих угнездиться на ногте ни одной грибной споре. Бездомный с грудой полиэтиленовых пакетов вообще не снимает одежды и плещется у берега в брюках, майке, пиджаке, фетровой шляпе и носках. Потом стоит, сохнет. Пиджак не по росту высыхает с неправдоподобной быстротой, свидетельствующей об искусственном происхождении волокна. Шляпа струит, носки обнаруживают просторные дыры.

Ранняя продавщица кукурузы и воды (холодная минеральная вода! сладкая молочная кукуруза!) сердобольно протягивает бездомному початок в салфетке. Тот без особого задора ест, со шляпы стекает речная вода, украшая песок кружевом случайного орнамента.

«Как сегодня, Андрей Григорьич?» — спрашивает торговка.

«Хирон транзитный проходит сейчас соединением по моей натальной Луне, — размеренно говорит бездомный. — Аспект продлится до конца июля. До конца июля Хирон по Луне превращает вашу жизнь в хаос, лишает сил. Теряешь контроль над своей жизнью и своими эмоциями. Ну, вы видите, что со мной творится».

Три девушки и мопс Ляля играют в фрисби – розовый диск летает над водой. Мопс Ляля смешно плавает, совершенно по-собачьи. Этим недовольная женщина в глухих резиновых тапках, требует выудить собаку, и чтобы у нее не лезла шерсть. Привлекает к проблеме пляжную общественность. Торговка кукурузой, желая дружить, охотно соглашается, что собаки в воде – это уже слишком. Дружба с торговкой в планы женщины в резиновых тапках не входит, и она рекомендует ей разобраться с бездомным: «И портки пусть свои стирает ниже по течению! Ближе к Саратову пусть!»

Мопса Лялю достают и укатывают специальным собачьим полотенцем. Хозяйка, девушка в купальнике с леопардовым принтом, слегка оправдывается: «Она так скучает по мне, неделями практически не видимся. Я, как только в пятницу вечером из офиса прихожу, Ляльку забираю, у нас там есть такие закоулки, где гаражи и футбольное поле, и мы садимся прямо в траву, а уже темнеет! Садимся, и я ей все рассказываю, весь этот кошмар, с самого начала».

«А как его мать?» — спрашивает вторая девушка, купальник которой состоит из блестящих шнурков. Девушка спрашивает, а сама молниеносно набирает сообщения в смартфоне.

«Так мы с самых похорон не разговариваем», — спокойно отвечает хозяйка Ляли, спускает питомицу с рук и ложится на подстилку с портретом Дэвида Бекхэма, подставляя солнцу бледные руки. И бледные, конечно, ноги.

Две старых дамы, страшно элегантные, в соломенных шляпах и светлых платьях, укрепляют собственный зонт и садятся в хорошую тень. Одна тасует карты, вторая выравнивает песчаную поверхность до идеальной гладкости. Сдают. Молчат какое-то время.

«И ты знаешь, она заявила мужу, что у нее аллергия на его пот» — «Что, прости?» — «Аллергия на пот мужа, я же говорю. И теперь они исключили секс по медицинским показаниям» — «А он мог бы как-то не потеть?» — «Полагаю, что нет, хоть и предпринял множество попыток».

Семья с многими детьми встает у самой кромки воды настоящим лагерем: система ковриков, тент, бассейн. На подносе с бортиками, предусмотрительно защищающими провизию от песка, выставляют воду, сок и картонные стаканы. Трудно поддающиеся подсчету младенцы копошатся в песке, мелькают совки. Девочка постарше на цыпочках идет к воде, по балетному выпрямив спину. Злобный подросток закатывает глаза. Мужчины семьи наполняют бассейн, обмениваясь впечатлениями о признании законными однополых браков в Америке. Из рук в руки передается термос с кофе; оказывается, многие хотят кофе, вот и юная мать в перламутровой бейсболке тянется, но ее грубо останавливает старшая родственница: «Ты что, каким кофеином будешь сына кормить?!» — «А вот Светка прекрасно пьет кофе, и ничего, вы ей разрешали все» — «Светка может хоть на голове ходить, потаскушка» — «Тетя, опять вы за свое» — «Не прощу никогда, сказала!»

О дно скребет резиновым пузом надувная лодка, сушат весла два гребца, приплыли с той стороны, отдуваются. «Нормально сейчас шли» — «Надо было все-таки пораньше, еле увернулись от «ОМика», повезло, что инспекции не было» — «Какое там пораньше, я и сейчас еле живой, напрасно мы вчера завелись» — «Да, бро, еще надо выяснить, что мы там в магазине натворили» — «Не начинай».

Мальчик на блокфлейте серьезно надоел публике своей «перепелкой», но вот к нему широкими шагами приближается мужчина с бородой и в клетчатых шортах. Бородач обнимает мальчик по-родственному за плечи, мальчик роняет от восторга флейту и говорит с выражением «папка», мальчикова мама снимает панаму и прячет в нее лицо, разжимает, наконец, губы.

Бездомный галантно сопровождает торговку кукурузой вдоль береговой линии, поддерживая сумку с товаром, диск фрисби снова летает, мопс Ляля знакомится с щенком добермана. По песку прыгают воробьи, голуби предпочитают осваивать каменный парапет, сверху декорированный чугунной решеткой, пожилые пары развернули пакет с бутербродами, а недавно побитая Вероника сидит верхом на насильнике и вслух громко читает Бродского. Она преувеличивает — совершенно не ветрено, и никаких волн. Жарко.

фото: Александр Попов

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.