Приличному человеку позволительно предаваться тоске в ноябре – уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало, короче становился день. В этот период времени элегантными выглядят все стадии депрессии: от легкой грусти до изящно обставленных суицидальных попыток. Никаких петель из веревок! Горсть таблеток амитриптилина, хрустальные бокалы мартини пополам с водкой, тонко продуманные прощальные письма. Недопустимо иметь депрессию летом. Это уже, знаете ли, ни в какие рамки. Летом человеку положено быть счастливым, упиваться ростом травы, ягодой малиной, розовым восходом и закатом любого цвета. Приходить в восторг от импульсивной энергии голубей и пережить сонм странных праздников. Всемирный день поцелуя, например, зачем-то отмечается 6 июля, причем ежегодно.
А человек, может быть, испытывает убийственную по накалу гамму чувств! У человека по службе – ворох проблем, начальство притесняет, коллеги — идиоты. Дома все чаще звучит вопрос: доколе, и совершенно непонятно, как на него отвечать. Вчера на человека напал стаффордширский терьер, а позавчера газовая компания грозила перекрыть соответствующий вентиль. А тут лето, черт бы его побрал, изволь веселиться! Человек не веселится. Человек апатично переставляет ноги, с отвращением предвкушая восемь часов труда, как ему навстречу по улице несется клубок молодых тел. Молодые тела безостановочно целуются; в те редкие секунды, когда не целуются, выкрикивают поздравления с прошедшим днем поцелуя.
Стой, человек! Не хватайся за ружье. Не подбирая булыжника с мостовой, не выковыривай фигурной тротуарной плитки. Утешь себя единственно приемлемым способом для утра рабочего дня! Наверняка ты припас множество сгруппированных по темам историй. Набил впрок закрома памяти. Людям нужны закрома памяти. Когда человеку плохо, он вспомнит что-нибудь жизнеутверждающее, и ему станет хорошо.
Допустим, в 1824 году Александр Михайлович Потемкин, действительный тайный советник, подарил жене своей, Татьяне Борисовне, небольшую деревню, расположенную близ Петербурга. Надо сказать, что Татьяна Борисовна славилась благотворительностью, никому не отказывала в помощи и неутомимо обращалась к сильным мира сего с ходатайствами. Несколько записок с просьбами она послала митрополиту Никанору. Через некоторое время нанесла владыке визит. За чашкой чая митрополит сказал:
—Татьяна Борисовна, матушка, не извольте беспокоиться о просьбах, что вы мне дали.
— Не знаю, как и благодарить вас,— ответила Потемкина. Она была тронута.
— А благодарить не стоит,— продолжал владыка,— всем отказано.
Нет, зря человек это вспоминает, да еще в день поцелуев, да еще по дороге на службу. Человек, отгони неуместных Потемкиных с их деревнями, вынь заветную историю швеи Андреевой и расскажи ее самому себе.
Начало: швея Андреева познакомилась с начальником цеха Кривопаловым, и влюбилась в него ужасно. Не спала ночей, уносилась в мечтаньях, затейливо кокетничала. Начальник цеха Кривопалов тоже влюбился в швею Андрееву — она была веселая, заваривала ему чай без всяких пакетиков и говорила приятные вещи. Они стали встречаться и целоваться в общественных местах.
В один из дней швея Андреева, пылкая натура, написала своему возлюбленному письмо. «Весь ты прекрасен, возлюбленный мой, и пятна нет на тебе», — выводила она на листе. Передала его начальнику цеха Кривопалову, он прочитал и одобрил. Стал носить в бумажнике, сложив вчетверо.
Тут произошло непредвиденное. Дело в том, что начальник цеха Кривопалов имел жену. Жена Кривопалова была рослой брюнеткой с узковатыми глазами, отмеченная особой красотой людей, славянская кровь которых разбавлена многими другими. Жена Кривопалова всегда смотрела на собеседника свысока, оказывалась участвовать в разговоре на равных и хотела царить. Разумеется, письмо швеи Андреевой попало ей в руки. Жена Кривопалова перечитала его дважды и разбудила мужа. Он спал, улыбаясь снам с участием Эвиты Перон — на нее походила швея Андреева цветом волос.
— Вставай, гад, — сдержанно сказала жена Кривопалову, и побила его записной книжкой. Кривопалов проснулся в ужасе. Ему приснилось, что Эвита Перон – он сам, причем на смертном одре.
У супругов состоялся нелегкий разговор, о результатах которого несчастный Кривопалов назавтра доложил своей блондинистой швее:
— Понимаешь, — проговорил он грустно, — я был неправ. Думал, что я одинок. Оказывается, я все еще женат.
Швея Андреева слушала эти слова и холодела. Это был крах. Цунами, извержение вулкана, оползень, тюльпановая революция и земля налетела на небесную ось. Швее Андреевой хотелось зареветь в голос и сбежать. Рыдать на улице, рыдать дома, постучаться головой об стену. Купить курицу-гриль, съесть ее целиком, вместе с полбатоном, и напиться. Рыдать снова. Но она сдержалась. Положила свою легкую руку на руку Кривопалова.
— Ты абсолютно прав, — сказала спокойно, — семья – это главное. Ты должен решить свои проблемы, а я тебе постараюсь помочь.
— Как это? – наивно спросил Кривопалов. В его бедной душе разгорались надежды.
— Очень просто, — широко улыбнулась швея, — чтобы решить серьезные проблемы, человек должен быть доволен жизнью. Я возьму выполнение этой задачи на себя. Ты справишься. Я умею решать задачи.
Так и повелось с той поры у начальника цеха Кривопалова и швеи Андреевой, что они не вот там предавались тайной страсти, а решали проблемы семьи. Когда их на месте преступления в парковой застал наряд конной милиции, Кривопалов так и сказал, щурясь в луче фонаря:
— Спасаем мой брак… Как можем.
Дальше все сложилось менее экзотично: Кривопалов развелся с женой, сделал предложение швее, у них родились дети, и завелись кошки. А бывшая жена Кривопалова тоже не оплошала – написала книгу, и книга стала бестселлер. Название: «Когда твой муж – настоящая сволочь». В книге давались практические советы на тему. Финал.
Человек, чуть менее часа назад апатично перебиравший ногами, вдохновляется этой историей, имеющей незамысловатую мораль: все на свете может окончиться хорошо, главное – не сдаваться. Уинстон Черчилль тоже так думал, кстати.
Человек догоняет молодых людей, радостно справляющих поцелуев день, и понемногу тоже начинает отмечать этот странный праздник. И губы его растягиваются в улыбке, а ведь он честно считал, что улыбаться больше не будет никогда.
