Москва, штаб-квартира партии СРП.
Света с восторгом сложила в кошелек пятитысячную купюру и закрыла застежку-молнию на сумке из какой-то линялой тряпки. Когда-то Светина мама форсила с этой сумкой по разным местам, а сейчас она больше напоминает драный чулок. Но ничего, Света разулыбалась, ничего. Уже сегодня она купит новую сумку, видела чудесные в переходе метро «речной вокзал», и всего пятьсот пятьдесят рублей.
Еще Света обязательно купит тушь, это еще рублей семьдесят, карандаш для глаз, можно в тридцатник уложиться, и летние туфли, ну как — туфли. Шлепанцы, в магазине «Красивая обувь» распродажа, и за 699 рублей можно вполне выбрать… Или «балетки». Хорошо бы еще ремень в джинсы, но это она посмотрит.
Стального цвета шорты в «Нью-Йоркере», и ту майку-алкоголичку с портретом Путина. Офигенски стильная маечка, триста пятьдесят рублей, и можно будет покуситься на длинное платье в цветах, очень крутое, пятьсот пятьдесят.
И все, и все. Нет, дезодорант нужен, как воздух. И крем, девчонки хвалили «чистую линию» для молодой кожи, что-то такое рублей сорок банка, и банка нормальная. Шампунь еще, а то от мыла на волосах налет. Лак для ногтей, двух тонов.
Свете хотелось петь. Два года назад она с блеском поступила в Сеченовский медицинский институт, на бюджет, это была такая победа, что в нее даже не сразу верилось. Но поверилось, ничего, теперь Света живет в общежитии и существует на семь тысяч в месяц, это — четверть ставки медицинской сестры в приемном покое Склифа. Больше работать не получается, Света учится, и учится очень хорошо. Она надеется эту сессию сдать на повышенную стипендию. Тогда проблема мыла вместе шампуня будет решена – по крайней мере, на полгода. А потом будет легче, Света знает. Она будет брать ночные дежурства, с третьего курса это очень даже легко.
А сегодня получилось удачно, что девчонки рассказали ей про это подработку. Господи! Час потусовать на улице с флагом в руке, и пять тысяч! Пять тысяч выплатили вперед. Света заправила за уши светлые волосы, выглаженные специальным утюгом.
Деловитая женщина в кошмарной юбке, вылитая курочка Ряба, вписала Свету в длинную ведомость и спросила строго:
— Так. Повтори основное. Реплики, реакция.
— Я говорю: мы не убиваем своих детей, — отчиталась Света, — или: русские женщины не убивают своих детей. Выражения лица взволнованное, не агрессивное.
— Отлично, — курочка Ряба смотрела уже за Светину спину, — следующий, пожалуйста. Проходите, прошу вас, не задерживайтесь…
Света не задержалась. И погода была в великолепии: солнце, но не жарко, приятный ветер, так освежает.
Дом на Николиной горе.
Кристина рассматривала младшую дочь. Екатерина-Алла стояла перед ней, в одной руке сжимая тюбик краски цвета охра, в другой – несколько кистей разного размера. С кистей капала вода, образуя на плиточном полу лужицы и даже ручейки. За окном садовник Джон энергично выкорчевывал что-то из земли, разрубленные крепкой лопатой, летели жирные комья с торчащими белесыми корнями. Мелькнула мысль, что она давно не встречала садовничью жену. Кристина улыбнулась, какая только глупость не приходит в голову, трупы в саду.
— Я не буду, — говорила Екатерина-Алла, — я не буду учиться рисованию. У меня нет ни малейших способностей к дебильному рисованию. Я просто трачу время зря. А ты – деньги. Спросила тут, сколько в час ты платишь этой дебильной преподавательнице.
— Что за тон, — поморщилась Кристина, — что ты заладила, дебильная, дебильная. Как просто девочка из села.
— Иногда мне кажется, — Екатерина–Алла сделала два шага вперед, бросила кисти и тюбик с охрой в гранитную кухонную раковину, — что я очень даже — девочка из села. Мама, я тебя искала по всему дому. Звонила по всем телефонам. Даже на городскую квартиру. Пальцы облупила. А ты, оказывается, здесь. Ты вообще что тут делаешь?
Садовник Джон устроил себе перекур. Присел на корточки, изучал что-то в разломе почвы. Может быть, наблюдал за жизнью червей.
Кристина затеяла было возмутиться неуважительностью дочериной интонации, но передумала. Это совершенно естественно, что она редко появляется на кухне, она работает, занимается общественной деятельностью, и свободного времени имеет ровно на сон. Она последний год даже не плавала, хоть плавание для Кристины – любимый отдых и даже больше. Раздвигая сильными руками воду перед собой, она думает только о скорости, о технике гребка, и ни о чем ином, лишнем. Плавает она только в открытых водоемах – бассейны презирает. После всего предпочитает не пользоваться полотенцами, а сохнуть так, и очень хорошо, если удастся растянуться на камне, гладком валуне, нагретом солнце. Лежать, смотреть закрытыми глазами в небо.
Это лето явилось в своем роде уникальным – Кристина не совершила ни одного заплыва, ни одного, потому что поздней весной произошло нечто. Именно об этом она пришла подумать на кухню, здесь-то ее никто искать не должен, но вот Екатерина-Алла нашла, причем быстро. Подумать Кристина не успела.
— Зашла уточнить по поводу завтрашнего мероприятия, — неопределенно объяснила она, пошевелив в воздухе пальцами, — и что-то задержалась. Александра сегодня приезжает, с детьми. Вечером. Ты помнишь?
— У меня и не получилось бы забыть, — Екатерина-Алла скривила лицо, показала розовый язык, — все вокруг только и говорят, как об этом ее арабе. И её арабятах. Или арабчонках?
— Перестань! – Кристина даже оглянулась, — ты себя ведешь…некрасиво… Не говори так никогда!
— А я буду, — Екатерина-Алла вредничала.
В семье было не принято вспоминать о национальной принадлежности Александриного мужа, гражданина Саудовской Аравии, члена королевской семьи — Александра теперь принцесса, принцесса! Хороший брак, Кристина довольна, Андрей Андреевич – нет, ревел бизоном и не давал дочери своего родительского благословения. Дочь это взволновало не сильно. Что ж. Кристина пожала плечами и открыла без определенной надобности вместительный холодильник. Закрыла его. Снова открыла и вынула бутылку минеральной воды «Perrier». Отвернула крышку и отпила. Большой глоток, и еще глоток.
-И вообще! Это Александра ведет себя ужасно! – Екатерина-Алла удивленно разглядывала мать, поборницу хороших манер, — подарила мне в прошлый раз тушь. А она содержит триэтаноламин!
— Что? – Кристина поперхнулась. Зашарила по ящикам в поиске салфеток. Не обнаружила ничего подходящего. Черт, черт!
Ну, Triethanolamine или ТЕА, — свысока пояснила дочь. — Это производная от аммиака, которую добавляют в тушь. Очень вредит и здоровью, и окружающей среде.
— Уверена, твоя сестра хотела, как лучше, — Кристина посмотрела на часы. Разговор пора было заканчивать. – Она и понятия не имеет об этом… как там.. тринитро…
— Триэтаноламине, — подсказала Екатерина-Алла.
— Да, да. О нем. Не имеет понятия.
— И я в этом уверена, мама.
Екатерина-Алла отошла к окну и спросила оттуда:
— Почему мы все такие несчастные, а?
— Что? – Кристина замерла от негодования, — кто несчастный? Мы? Да ты вообще имеешь хоть какое-то представление, как живет большая часть населения… в нашей стране?! Да тебе есть с чем сравнивать, ты мне тут говоришь о своем несчастье? В особняке на Николиной горе!
— Причем здесь Николина гора.
Кристина села на красивый удобный стул. Положила локти на добротный стол. Средние пальцы обеих рук украшали массивные перстни от Стивена Вебстера с белыми, черными и желтыми брильянтами. Ей захотелось сказать дочери нечто особенное, что-то такое, что можно услышать только от матери.
— А в моей туши нет триэтаноламина? – спросила она наконец.
— Нет. У тебя же Dior?
— Dior.
— Тогда все нормально.
Садовник Джон вновь взялся за лопату. Его джинсы выглядели чрезвычайно ветхими, зато были стильно подвернуты над высокими ботинками.
Вбежала секретарь Галя с лицом беспокойным и растерянным. Это само по себе было необычно. Кристина сделала вывод, что не очень-то у нее получилось бы скрыться на кухне. Сначала Екатерина-Алла, теперь вот секретарь. Надо выбирать какие-то другие места. Уезжать из страны, к примеру.
— Кристина Геннадьевна, — Кристина поморщилась нелюбимому отчеству, — Кристина Геннадьевна, там марш разогнали. Немного не по плану все пошло. Да что там! Совсем не по плану. Драка возникла, в центре событий, прохожие стали вырывать из рук участников шествия плакаты…
Галя перевела дыхание. Выглядела она, как всегда, ужасно – безумная юбка в диагональную полоску, криво заправленная в нее блуза с воланами и рюшами, откуда она берет такие вещи, откуда? На шее – жемчуг искусственного происхождения, просто впиявился в белую короткую шею.
— Плакаты, такие, с детскими разорванными портретами, ну вы помните?
Кристина помнила. Для марша, имеющего целью требовать тотального моратория на аборты в России, были выбраны и напечатаны постеры: фрагменты детских лиц, хаотично разбросанные по красному полю, и рядом – медицинский инструмент кюретка, предназначенный для маточных выскабливаний. Слоган гласил: «Преступницам – высшую меру». Кондово, конечно, но с народом только так и надо, чтобы коротко, ясно и — однозначно.
— Что ты молчишь, Галя, — Кристина с грохотом поставила пустую бутылку из-под минеральной воды, — конечно, я помню эти плакаты, рассказывай!.. Не тяни, ради Бога!.. Паузу она держит! Актриса погорелого театра!
Галя слегка покраснела, она не любила упреков в профессиональном несоответствии. Собралась, и вкратце рассказала, что одна из посторонних прохожих вцепилась в постер и вырвала его. Попыталась уничтожить, но постер был выполнен из плотного материала, тогда она подожгла его с угла, щелкнула зажигалкой и подожгла. Пока плакат тлел и чадил, прохожая уцепилась обеими руками за другие транспаранты, преодолевая сопротивление демонстрантов. Началась драка. Вскоре в нее были вовлечены как минимум двадцать человек, а то и больше.
— Милиция, ОМОН, разумеется, — Галя рапортовала, — задержали всех… Я вам звонила, Кристина Геннадьевна, но вы не ответили. Вот, приехала. Я созванивалась с Ивановым, это канал НТВ, будет две-три минуты в девятнадцатичасовом выпуске, на прокомментировать… Вы как?
Кристина потерла лоб.
— Поеду, разумеется, — сказала раздраженно, — можно подумать, есть варианты… мне нужен темно-синий костюм, Армани, с узкой юбкой. И черные туфли Jimmy Choo, которые лаковые. Новые! Посмотри, чтобы чулки не были слишком темными. Никакого цвета загара.
— Кристина Геннадьевна, — Галя покосилась на Екатерину-Аллу, которая жадно слушала разговор, — может быть, закончим в вашем кабинете?
— Ты невозможная сегодня, Галя, — Кристина вспыхнула от ярости, — мы уже закончили! Займись моим гардеробом. Я должна подумать. Свободна, Галя. Гуд бай!
Обычно Кристина не позволяла себе такого хамства. Но черт возьми, что за день сегодня, и он не кончится еще долго, долго!
— Дело в том, что… Есть жертвы. Одна девушка погибла. Случайная прохожая. Открытая черепно-мозговая травма. Неловко упала.
— Что?! – Кристина побледнела резко, будто шла химическая реакция, и красный цвет заместился белым, — неловко упала?
— Ну… Ее толкнули. Велась съемка. У нас неприятности.
— У нас — большие неприятности, — Кристина обратила внимание на Екатерину-Аллу, взволнованно сцепившую пальцы, — так, иди к себе. Быстро. Что там Марья делает, эта колода?
Марьей звали девочкину учительницу рисования. Екатерина-Алла предполагала, что та, воспользовавшись паузой в занятиях, оседлала ноутбук и ставит «лайки» своим дебильным приятелям за дебильные фотографии.
— Кристина Геннадьевна, — Галя протянула ей два телефона, — я вот нашла, вы в автомобиле оставили.
Кристина быстро вышла из кухни. Поднялась наверх, открыла дверь своей ванной. Нервно и шумно захлопнула ее, повернула ключом. Комната была выдержана в сине-зеленых тонах, итальянская мозаика выложена узорами из растений, переплетающихся стеблями; огромные цветы, казалось, прорастают сквозь стены наружу, обширная душевая кабина, ванная в форме фасолины. Кристина отвернула кран в раковине и опустилась на пол. Телефоны положила рядом. Пол был теплым, разумеется. На внешней поверхности ванны готовилась взлететь лимонно-желтая мозаичная бабочка. Вода бодро изливалась, разбрызгиваясь вокруг.
Стеклянная мозаика Sicis представляет собой полупрозрачные плитки на бумажной основе, рождающие удивительный эффект: свет, отражающийся не только от внешней, но и от внутренней поверхности, создавал ощущение динамики и объема, вода как будто просачивалась внутрь плиточного тела. Обычно эта иллюзия умиротворяла, успокаивала Кристину, но не сейчас.
Она взяла в руки один из телефонов, открыла «журнал», так и есть: двадцать девять неотвеченных вызовов, из них семь – от Афанасия Орлова, три – от тетки Светланы, остальные ерундовые. Она отсутствовала не более часа, может быть – час десять. Надо совершить звонки. Сначала тетка Светлана.
— Ну, как там, — нервно спросила Кристина, прикусив губу. – Ты съездила? Поговорила? И что?
— Да все так же, — одышливо ответила тетка. — Съездила. Поговорила. Условия отвратительные. Тут прямо-таки подписываюсь. Под каждым словом.
— Подписывается она! Вот я прямо ночь не спала, ждала, что ты приедешь, и подпишешься! – Кристина яростно нажала кнопку «отбой». Ноздри ее гневно раздувались в такт крайне неприятным мыслям, по кольцу курсирующим в голове.
Афанасий Орлов отозвался быстро. Разговор вышел коротким.
— Привет, дружок, — милое слово «дружок» прозвучало угрожающе, Кристина умеет, — как там наши псориатические бляшки? В состоянии ремиссии или рецидива?
— Если вам угодно шутить подобным образом, то правильно говорить: «псориатические пустулы». У жены эссудативный псориаз. – Афанасий Орлов, судя по всему, находился за рулем. – Это наиболее тяжёлая из кожных форм псориаза выглядит как приподнятые над поверхностью кожи пузырьки, наполненные прозрачным воспалительным экссудатом. Кожа под и над поверхностью пустул и вокруг них красная, горячая, воспалённая и легко отслаивается. Может наблюдаться инфицирование пустул, в этом случае экссудат приобретает гнойный характер.
— Ты идиот, да?! – заорала Кристина и отшвырнула телефон. Попала в лицо бабочки. От трубки отвалилась какая-то часть, вероятно, важная. Наплевать.
Уже через пять минут Кристина наносила на свежеумытое лицо крем La Prairie с коллоидной платиной. На упаковке ручной работы оставались четкие отпечатки ее пальцев, непонятно почему Кристину это буквально взбесило, и она принялась оттирать их полотенцем. Обрушила вниз аппликатор с изображенным на нем химическим символом платины — золотой диск, серебряный полумесяц.
«Ччерт, черт!» — выкрикнула она и мгновенно заткнула себе рот обеими руками. Все в порядке, у нее все в порядке, она справится. Тональная основа Chanel, тушь без триэтаноламина Dior, помада matte от MAC – удивительно стойкая, прекрасно держится после многих часов говорения, и даже можно выпить воды.
Садовник Джон, с намерением защититься от солнца, вынес из флигеля зонт-грибок, в сложенном состоянии очень напоминающий ружье. Ружье не выстрелило. Тень была организована. Садовник Джон воткнул в землю лопату. Поставил сверху ногу. Нажал.
