Как мы съели 7 ноября

Сначала мы, конечно, принялись есть двадцать пятое октября, из-за разницы в стилях. Не думаю, что пайка рядого матроса революции отличалась даже в те мародерные времена от краюхи хлеба и ста граммов водки. Хотя есть варианты разграбления поместий господ Шуваловых или, прости господи, Трубецких. Полагаю, на кухне господ Трубецких сновали старшая и младшая кухарка, ловко вспарывая брюшки омарам, высланным со льда из самой Франции. Омара натурально отнял и съел с кожурой съел внетабельный подканцелярист, ну а в массе бегущий матрос, бегущий солдат, да еще и стреляя на ходу, вряд ли отведали рябчиков с ананасами.

Да и черт с ними, рябчиками. Раз социальная революция, говорил профессор Преображенский, не надо топить. Рябчики тоже суетливо закончились, улетев зимовать к ракам. Но время не остановилось в момент жестокий событий и просто-напросто стоически снесло убийство царской семьи – впрочем, время, оно чего только ни насмотрелось. Попривыкло. Пошло себе дальше.

Двадцатые годы. Из Поволжья везли детские кости, чуть обтянутые коричневой кожей. Помогали неожиданные люди. Норвежец вон помогал, член экспедиции Амудсена, сейчас ему памятник у нас выстроили, близ вокзала. Кормил детей.

Времена жирели. Наливались мясным прозрачным соком, и всем было давно пора попробовать вкусных крабов и паюсной икры. В 1939 году автор Худяков по указанию политбюро и всего такого пишет книгу «О вкусной и здоровой пище», тогда, в 1939, она была нежнейше-зеленого цвета и учила хозяек готовить коктейль из малинного мусса и шампанского. Советского шампанского.

Одобренная Институтом питания Академии медицинских наук СССР, знаменитая книга переиздавалась затем в 1945 (!) и 1952 году. Заполучить томик было недоступной роскошью! Его дарили нужным знакомым и женам замминистров, ее вручали гинекологам королевский статей и директорам автомастерских. Для любовниц. У таких директоров всегда наличествовали любовницы.

По книге можно было правильно расчленить корову, и наконец узнать, где расположено коровий оковалок. Вряд ли кто-нибудь этим занимался специально.

Далее, с перерывом на войну, где вершиной кулинарного мастерства были лепешки из лебеды, свекольной ботвы и наваристый борщ полицая Пантелеймона, в ход пошли холодцы, пироги с капустой и с мясом. На семью — один с капустой, один с мясом. Не забалуешь. Для видимости богатства выставлялась колбасная нарезка. В руки отпускалось не более двух прозрачных лепестков.

Винегреты в больших количествах, селедочка с лучком и отварной картошечкой, картошечка горячая, посыпана лучком и укропом. В салаты «оливье» до шестидесятых годов клали крабы. Потом крабы заменила вареная колбаса, калорийное яйцо и консервированный горошек, таинственно переливаясь жемчужной зеленью на зубах красавиц.

Рыба! В рыбных местах могла быть богатая рыба, даже осетр. Белуга. Севрюга. «А это — гвоздь программы», — с кокетливой горделивостью выносила хозяйка на мельхиоровом (трофейном?) блюде красиво убранные травами извитые мертвые рыбьи туши. Рыбы таращили мертвые глаза. Во рту у них зеленела петрушка, символом окончательной капитуляции.

Торты появились в шестидесятых. Первым был наполеон, секрет его приготовления хранили все женщины в СССР. Например, взять рюмку водки и добавить в тот самый момент, когда. Или прослоить коржи специальным кремом на основе орехового варенья. О! Это были интрига.

Вслед за наполеоном на русскую арену робко вступили медовый торт, торт из зефира с заварным кремом, а также зажиточный сметанный, требующий килограмм базарной сметаны и килограмм грецких орехов.

Возникла мода на салаты: селедка под шубой, мимоза, все слоями,упаси господь перепутатать. Свекла с черносливом, и – привет из Прибалтики – салат из крабов и свежей капусты.

И вдруг все свихнулись на мясе по-французски! Опять каждая хозяйка хранила под сердцем, как дитя, «а я всегда свинину вымачиваю в огуречном рассоле», «а я каждый кусок надрезаю, как книгу, а внутрь закладываю кусок масла и кусок шампиньона».

«Кок-о-вен» требовал непременного петуха и белого вина, лучше не портвейна. Петухов можно было достать у оборотистых деревенских родственников с гармонью навынос.

Печеночный паштет, щедро сдобренный маслом. Заливной язык, обязательно под хреном, заливная рыба — тоже под хреном. Старый добрый холодец незаметно ушел. Испарился. Жалко холодца. Доброго студня.

Самые отважные делали первые шаги к фуршетам – миниатюрные эклеры, начиненные тертым сыром с майонезом и чесноком.

Не забыть бы про кур – кур упромысливали всеми возможными способами. Их фаршировали булкой, грибами, рисом, острой морковью и просто яблоками. Их пластовали под гнетом (утюг) и жарили под гнетом (утюг) и представляли публике как цыпленка табака. Фаршировали яйца – то сами собой плюс майонез, то добавляли какой-нето рыбы или мелко порубленных соленых огурцов. Или там сыра. Сырка. На новый год добывали гусей, выморочно долго пекли их, проклинали густой синеватый чад, и проветривали после этого малогабаритные квартиры в течение суток. Не менее. Гусиный жир пользовали потом в разных целях – например, умывали обмороженных деток.

Не менее девяноста восьми лет мы с вами, граждане разных смежных по составу руководства стран, жрали в ноябрьские. В Ташкенте мы заводили плов. В Алматы – заморачивали такой бешбармак, что чертям становилось тошно. В Молдавии запекали мусаку, в Литве рушили в сметане цеппелинай, а в ближайшей Эстонии – выкусывали свинину из мульгикаапсас. В Армении всех манила толма эчмиадзинская в огромной закопченной кастрюле, а в Баку некуда было деться от джин-быз.

И мы ели. Многие жрали. Утирали рты салфетками из бумаги, полотняными, обрывками туалетнойбумаги и скотча. Иногда рты мы утирали рукавом, иногда – своим. И над всем этим раблезианским торжеством сияла Кремлевская звезда и развевался красный советский флаг на крепком древке. Тоже со звездой.

И сейчас есть-то продолжаем. Иные даже кушают. А вот праздник мало-помалу съели. День 7 ноября. А день-то неплохой был. Славная осень! Здоровый, ядреный, воздух усталые силы бодрит.