Холодный осенний дождь вяло омывает асфальт в свежих темных заплатах – вот здесь ремонтировали трубопровод, здесь меняли бордюр, здесь вообще непонятно для чего разрыли, хорошо, хоть закопали. Витрину магазина канцелярских товаров уже украшают к новому году, и нелепый дождь снаружи абсолютно не сочетается с серебряным и золотым дождем за стеклом.
Идете с подругой Эн в японский ресторан, пусть все ругают местные разновидности роллов с плавленым сыром и перемороженным лососем, вы ходите туда, как намагниченные, и заказываете «что-нибудь символическое», говорит Эн и шумно захлопывает меню. Она грустна, потому что проблемы с любимым человеком. Смотрит мимо и постоянно проверяет, не поступило ли нового сообщения на мобильный, сообщения не поступило. Эн скорбно прикрывает глаза и напоминает официантке в стилизованном алом кимоно про нефильтрованное пиво. За соседний столик усаживаются две девушки, блондинка и рыжеволосая, рыжеволосая говорит расстроенно: «Зря мы это затеяли», — блондинка улыбается и отвечает: «У тебя все получится».
В детстве было очень важно как можно дольше по холодному времени не менять гольфы на теплые колготы. На гольфах непременно должны быть кисточки, на носках — разноцветная каемочка. И имеют ли значение посиневшие от холода коленки и зубы, выбивающие классическую мелодию для барабана: «кем-был-кем-был-старый-барабанщик», если речь идет о настоящей героине, хранительнице лета и невесте парковых дорожек. Девочке в гольфах с кисточками не пристало праздно бродить по городу, девочка в гольфах с кисточками занята выбором подходящего места для «секретика». Что за дивные штуки были эти секретики, ужасно жаль, что такой яркий образчик субкультуры затерялся во времени, не привился к новейшим девочкам.
Приносят нефильтрованное пиво, официантка взмахивает руками, расставляет приборы, рукава алого кимоно опадают, обнажая смуглые локти и серую подкладку — среди гейш такой жест считался признаком особого расположения к гостю чайного домика. Эн берет свой высокий бокал и яростно дует на пену. Пена отрывается и летит небольшими желтоватыми хлопьями, оседает на красной традиционной циновке. Эн говорит: «Он никогда не разведется, просто морочит мне голову». Смотрит на вас со странной надеждой, будто если вы сейчас скажете: «Перестань, ничего еще неизвестно!», Он немедленно предстанет перед растерянной Эн с набором обручальных колец и охапкой чайных роз. Вы говорите: «Перестань, ничего еще не известно!»
За соседним столиком две девушки тихо переговариваются, рыжеволосая всхлипывает и произносит высоким голосом: «Я не сумею сделать это!» Блондинка протягивает руку и через стол дотрагивается до ее запястья. Словно считает пульс. Они молчат. Вы тоже.
Ах, ах. В деле создания «секретиков» не было мелочей, все имело значение: качество разрыхляемой почвы, топографические характеристики местности, запоминающиеся ориентиры, и, разумеется, материалы для секретикова сердца. Неглубокую ямку следовало хорошо утрамбовать, выложить дно фольгой. Идеально было использовать цветную фольгу из-под внутренних оберток шоколадных конфет, там попадалась совершенно прекрасная: ярко-синяя, тревожно-малиновая или изысканно-золотая. На фольгу выкладывались девочковые богатства: блестящие пуговицы, птичьи перья, бусины, металлические шарики из подшипника и что угодно. Осколок фарфоровой чашки с бутоном розы, обрывок атласной ленточки, несколько звеньев цепочки, засушенный цветок, крыло бабочки, тайно похищенная соседкина брошь в виде маленького лебедя.
Эн ковыряет палочками шашлычок-якитори, потом дотягивается ими до вашего маринованного имбиря и хватает несколько розоватых лепестков. Кладет палочки поверх остывшего угря, говорит, жестикулируя левой рукой: «Да не хочу я есть! Ничего не хочу вообще. Понимаешь, никто ведь не знает о нашей истории, и происходит нечто странное… как бы это сказать? Короче, из-за всего этого я сама иногда перестаю верить, что нас с ним что-то связывает вообще… Понимаешь? Что мы вместе. Смотрю на него в общем кругу, и удивляюсь, неужели это его губы прижимались к моим губам всего три часа назад?»
Блондинка за соседним столиком говорит рыжеволосой собеседнице: «Решено, сейчас встаем, возвращаемся и делаем это вместе». Рыжеволосая нерешительно кивает и крутит в руках маленькую белую чашечку кофе. «Ты мне это прекрати, панические атаки, — строго велит ей подруга, — уверяю тебя, все будет хорошо». Они поднимаются, оставляют пятьдесят рублей чаевых, уходят. Дверь впускает порцию холодного воздуха, пахнет водой. Дождь все идет.
«Секретиковы» драгоценности следовало покрыть тщательно отмытым бутылочным стеклом. Лучше бесцветным, но иногда и темно-зеленый классический оттенок смотрелся очень выигрышно, тут надо было учитывать общую цветовую совокупность вложений. Стекло укладывалось, прилаживалось, аккуратно засыпалось сухой землей, забрасывалось травой для пущей сохранности. Потом сухая земля отодвигалась пальцем, пальцу было приятно прикасаться к гладкому стеклу, а глазу было радостно видеть красивую картинку, собственноручно задуманную и выложенную. Но самое замечательное было, разумеется, несколько позже. На следующий день. Когда будто бы невзначай подходишь к заветному месту, специально первые минуты ничего не предпринимаешь, смотришь на обычный газон. Спустя некоторое время склоняешься низко, ворошишь верхний плодородный слой земли, отбрасываешь траву, открываешь свой «секретик», и среди чернозема вдруг начинает блестеть фольга, загадочно топорщиться птичьи перья, и это такое волшебство, что не найти слов.
Эн молчит, двигает свой пустой стакан к центру стола, меняет его местами с чистой пепельницей, словно готовится показать интересный фокус, но фокуса никакого не показывает, а вздыхает. Вы говорите, внезапно вдохновляясь: «Эн, послушай, помнишь, мы делали секретики? В нашем дворе росли несколько берез, и вот там было очень удобно, под березами?» Эн печально кивает, она не хочет вспоминать забавы детства, а хочет Его с охапкой чайных роз и обручальными кольцами. «Так вот Он — твой секретик! Твой личный прекрасный секрет, ты сама его создала, и и это — твоя личная радость». Эн улыбается, потом плачет, потом снова смеется, вытирает глаза столовыми салфетками. Машет рукой официантке в алом кимоно. «Еще пива, пожалуйста, — говорит Эн, — и супчику, пожалуйста» «Ужасно проголодалась, — говорит она вам, — сейчас поем, и давай сходим еще в один обувной магазинчик, и еще в ювелирный …»
Киваете, охотно соглашаетесь, вы с удовольствием прогуляетесь под дождем в обувной магазин, и в ювелирный тоже, потому что пусть мокрый асфальт цвета мокрого асфальта, и мокрые листья в лицо, но все это такая ерунда, если среди какого-то проходного двора есть твой секретик, и им можно любоваться.
фото: Екатерина Елизарова
Ах.. Ноябрь!