Однажды у меня случился самый короткий в мире роман с чиновником, написала я почувствовала себя сразу всеми прекрасными журналистками, что посвящали своим романам с чиновниками и прочим чубайсом книги, песни и тома. Но я так не буду! Только раз. В общем, чиновник был регионального значения, мы познакомились на пресс-конференции, где он отвечал на вопросы населения. Я была в одной части — населением, в другой – корреспондентом. Как у корреспондента у меня никогда не возникает вопросов к чиновниками, а как население я хотела узнать какую-то блажь, типа доколе в нашем проулке будут продолжать незаконные нефтеврезки в фановую трубу, вот и сформулировала аккуратно.
Чиновник предметно осмотрел сначала мой шарф, потом отчего-то сапоги и сказал: останьтесь, это требует нормальной проработочки. Хотя я вру, не так он сказал, а как-то еще забавнее. Чиновники, они такие крольчуганы, постоянно на подъеме. И я осталась, и мы на бегу проработали вопрос, и оказались близ чиновничьей служебной машины, низкой, широкой и, разумеется, черной ауди. Машину охорашивал чиновничий водитель, натирал тряпочкой колпаки, допустим, от колес. Завидев чиновника, поправил вязаную шапочку и принялся немедленно говорить что-то вроде: «Невеста у меня, сами понимаете, невеста просила сгонять купить алой парчи для чехлов на стулья». Чиновник махал пренебрежительно рукой. Кафтаны на стулья его не интересовали. Он выбил из узкой пачки сигарету, прикурил и затянулся так, будто от смерти из-за никотинового голодания его отделяет одна минута. Водитель же не унимался: «Такие чехлы она умеет шить, загляденье. Строчка ровная, нитки не торчат, вытачки заглажены, как яичко! Сзади бант!» Наверное, он очень любил свою невесту.
«Поедемте, — сказал чиновник, стряхивая пепел, — в одно место». Несмотря на осенне-зимний период, он был в летних щегольских туфлях. Длин брюк соответствовала канонам. Нижняя пуговица пиджак расстегнута. На галстуке резвились медвежатки с балалаечками.
«В какое место?» — сказала я.
«В нормальное место, — сказал чиновник, — мяса поешь. Судя по всему, у тебя анемия. Дефицит витамина группы В».
«Не знаю, — сказала я, — вроде никакого дефицита. Витамины группы В прекрасно содержатся в ржаном хлебе».
Чиновник рассмеялся. Пропел негромко: «И родина щедро поила меня березовым соком, березовым соком», и затоптал окурок. Водитель распахнул для меня дверцу.
А почему бы и нет, подумала я. На самом деле, эта мысль приходит мне в голову раз в пятьсот чаще других остальных. Вот и в тот раз. Водитель сказал уже лично мне: «Чехлы, понимаешь, на стулья надо пошить. Там одного материалу метров сорок уйдет! И это я еще декоративный шнур не посчитал». Лицо его сделалось мечтательным. Будто бы он предвкушал определенные, но приятные хлопоты в плане приобретения декоративного шнура.
И мы поехали, под взглядами коллег. Прикатили в одно место. Рассказывают, что в Москве прямо вот имеется ресторан с названием «Не для всех». Тут определенно предполагался такой же формат, однако организаторы то ли заробели, то ли облажались, и обзорно назвали свое заведение в духе «Свинья и свистулька». Чтобы попасть внутрь, следовало позвонить сначала по тайному номеру, потом в домофон, потом сказать «тоби-лоби-кукунор», потом подождать еще пять-семь минут, потом дверь лично открывал утомленный охранник в золотистом камуфляже и с автоматом наперевес. Ладно, без автомата.
Тем временем, забыла упомянуть, к нашей компании присоединился водитель, припарковавший автомобиль на тайной стоянке для своих. Он подошел, оживленно сжимая в руке черненькую папку с документами, выкройкой чехла на стул или планом подземных вод кремля, точно не знаю. Обратился ч чиновнику по имени-отчеству. «Куда же это годится? – сказал. – Пробки, вон, восемь баллов по яндексу, а мне в Икею надо». «Перебьешься», — с любовью отвечал чиновник. «Икея – это столица парчи!» – для верности сообщил водитель, и мы взошли.
Поднялись по лестнице, практически винтовой. Перед нами расстелился зал. Это был не просто зал обыкновенного ресторана, рассеченный столиками на гавани. Это был зал, графично разграниченный благородными ширмами на отсеки, где посетитель мог без помех вкусить рыбу по-монастырски и стейк средней прожарки. Или с кровью, кому что нравится.
Мы устроились с чиновником в одной кибитке, водитель был без особого почтения размещен в другой, и тут возник официант. Нет, не официант, но народная мечта об официанте. Красивый, рослый мужчина в концертном фраке. Идеально выбритые щеки раздвигала уместная для ситуации улыбка. В воротник рубашки упирался шелковистый самовязанный галстук-бабочка. Черный, как их ауди.
Чиновник распорядился насчет устриц с устричным специальном соусом, полным сырого, мелко нарезанного лука. И вот все это блюдо с луком прекрасно принесли, и оно стояло, источая аутентичные ароматы.
«Ну, — сказал чиновник, — давай». И ловко вылил полсоусника в устрицу, а потом эту устрицу выел, и сразу вторую, обильно все это сдабривая луком, даже брал дополнительно мелкой ложечкой и кидал в рот; лук был ялтинский синий, не знаю, важно ли это. Лук чиновник запивал водкой и охлажденным белым вином, не каким-то там шардоне, а целым шабли, запрокидывая голову назад и делая большие глотки. И тут зазвонил чиновничий телефон; чиновник только глянул на табло, как стал красный, такой красный, что куда там багрянцу заката или даже костру амбиций. Но отвечать не стал. Телефон поездил немного по столу, вихляя задом, да и прекратил.
«Твою мать, — сказал чиновник с досадой, — да что же это я. Забыл про спектакль. Луку этого нажрался. Водки треснул. Идиот». Нелогично схватил со стола бутылку вина, и этим вином стал полоскать рот, сплевывая на пол. Между тройными плевками с прыжком он звал водителя, требовал греть автомобиль и быть готовым ко всему. Выел еще пару устриц, но, понятно, без всякого лука, проорал официанту, чтобы тот шевелился и принес одеколону.
«Одеколону?» — переспросил официант. Он и вправду не понял. Может быть, подумал, что это новомодное московское блюдо, и пора бы перенять, а их заведение не подсуетилось, и сейчас он огребет по полной за своих нерадивых остолопов-начальников.
«Пошел к черту!» – отказался чиновник от идеи, и вдруг заметил меня. «Привет, — обрадовался встрече он, — отличненько, что и ты здесь! Со мной пойдешь. Говорить будешь. Немного! – тут он решительно поднял руки, будто бы разом отвергая все мои поползновения говорить именно много. – Немного! Здравствуйте, там, очень тронуты, последний гимн заставил рыдать, сама понимаешь».
«Не понимаю», — правдиво сказала я.
«А что тут понимать! – взвился чиновник, — что тут понимать, у меня у дочки рождественский спектакль, а я должен быть, а куда мне быть, если я треснул, и еще этот лук, все как бы сразу поймут, что это для маскировки».
Чиновник осушил очередной стакан шабли и вкратце рассказал, что бывшая жена разрешает ему видеться с дочерью на тех условиях, что он посещает собрания анонимных алкоголиков, и, следовательно, ведет трезвый образ. А если он в два часа дня приходит на детский праздник пьяным, то это слегка противоречит концепции и будет ему стоить нервов и больших денег опять. Слово «опять» чиновник выделил интонацией. Поэтому я просто обязана мгновенно собраться и сопроводить его на рождественский спектакль.
«Рождественский? – уточнила я, стоял ноябрь уж у двора. «Ранний рождественский» — отмахнулся чиновник, — ну, или праздник урожая, тебе вообще какая разница», разницы действительно не было). Должна сопроводить на спектакль, где отрекомендовать себя пресс-секретарем и отпускать сдержанные, остроумные комментарии, пока чиновник будет пялиться на старшеклассниц.
«Да нет, я не поеду, — сказала я, — мне вон, надо репортаж про вашу прессуху писать».
Чиновник приободрился. «Не пиши, — горячо сказал он, — просто вот возьми и не пиши, а сделай доброе дело».
«Это работа», — сказала я без всякого намека. «Пять тысяч», — согласился чиновник. «Едемте», — сказала я.
Для начала сборов он допил шабли, и под рассказ водителя о торжественных чехлах на стулья, украшенных вышивкой по гипюру и шифоновыми розами, мы взобрались в автомобиль и поехали в правильную школу. Дети государственных чиновников обязаны обучаться в правильных школах, иначе чиновника засмеют на службе, и даже клуб анонимных алкоголиков не поможет.
«Сначала она мечтала о нежном, утонченном чехле с шлейфом, украшенным бусинами и цветами, но потом остановилась на парадной стилизованной юбочке», — бормотал шофер, лихо вписываясь в повороты. Мы спешили. И правильно, как выяснилось, делали, так как у подножия школы уже бродила директриса. Она ожидала чиновника, потому что он член попечительского совета и вообще лицо, обличенное властью. Всю дорогу чиновник наставлял меня в произнесении речей, крепко-накрепко запретив употреблять следующие слова и выражения: «деньги», «спонсорская помощь», и неожиданно «перила».
«Здравствуйте, — сказала я официально, — я тут – новый секретарь». Директриса всплеснула руками. Чиновник тепло пожал её руку и жестами дал понять, что страдает ларингитом. Директрисе было все равно, она только переспросила, не нарушился ли острый чиновничий слух, и на всякий случай предельно громко назвала насущные нужды школы. Несколько насущных нужд, в том числе реставрация исторических перил, чиновник отвернулся и закатил глаза.
Директриса временно отстала, и мы пошли смотреть детский спектакль, где дочка чиновника изображала Марию, жену Иосифа. Спектакль меня просто перепахал. Я ожидала увидеть что-то знакомое по детству, где снежинки, зайчики и Снегурочка с корзинкой леденцов, а тут дали буквально целую биографическую драму, скрупулёзно информирующую зрителя о всех нюансах рождения Иисуса. В одной из главных ролей была Полярная звезда, указывающая путь, и волхвы тоже были, и животные, преимущественно верблюды, что, по крайней мере, климатически обусловлено.
Перед собственно выступлением на сцену поднялась директриса и объявила, что правила гимназии запрещают фото-и видеосъемку детей, а также печатную трансляцию происходящего в микро-блогах, это предпринимается во исполнение какого-то там указа насчет борьбы с педофилией.
«И героиновой наркоманией», — пошутил чиновник, не размыкая губ.
Ну вот, дочь чиновника прекрасно справилась с ролью, только единожды уронив новорожденного Иисуса в памперсе (куклу-имитацию младенца, кажется, такие могут понарошку пить и есть), но вовремя подхватила его за ногу и увернув в пеленку.
Чиновник был горд, крепко сжимал челюсти, а я от его лица поблагодарила творческий коллектив за доставленное удовольствие и не забыла про рыдания от последнего гимна. «Пе-ри-ла», — артикулировала директриса из кулисы, но мы были холодны, как мрамор.
В общем, это практически конец истории, если не считать трех электронных посланий, которыми мы с чиновником обменялись днем позже. В первом своём он благодарил меня за «редкую для журналиста адекватность ситуации», а я в ответ пообещала использовать фактуру в работе, и тогда он ответил: через три года, и вот три года прошли. Соглашусь, что эту историю нельзя назвать романом, но мне хочется.
А водителя при исполнении я часто встречаю, он теперь возит другого человека. Успешно женился, и стулья были, и чехлы на них, и уже младенца родил, все как у людей. Последний раз сказал мне: «Жена скатерть кружевную плетет, на коклюшках. Ниток нужно купить льняных, не видела в городе?» Ниток я не видела, а жену он по-прежнему любит, молодец, чего уж тут.