Сначала вы долго тащитесь по пробкам, казалось бы, какого черта в середине рабочего дня, потом одновременно выставляете из чужого автомобиля обе ноги, потом идете. Нужный дом, тот самый парадный подъезд. Никто не открывает дверь, и вы стоите минуту, две, три на оживленной улице своего города под вывеской «КОМНАТЫ НА ЧАСЫ, СУТКИ», и уже четыре добрых минуты стоите.
Принимаете независимый вид, не смотрите по сторонам, не прикусываете губу, не трогаете спутника руками. Чертов бамбук успевает прорасти через ваши пыльные сапоги, ласточка с весною свивает гнездо в вашем правом ухе, когда, наконец, открывают. Развязная девица с лицом троечницы, плевавшей на все, криво ухмыляется, и хочется буквально узнать, кого она здесь рассчитывала принимать на часы и сутки. Товарищество детских библиотекарей, педагогический совет школы юных энтомологов, адвентистов седьмого дня с их полным отказом от переливания крови – или это кто-то другой отказывается от переливания. Какая разницу вашу мать, яростно думаете вы.
Где-то укромно размещенное радио рычит Unbreak my heart по тони-брэкстоновски. Троечница скалит серые зубки, недовольна замечаниями руководства; вот и руководство тут же, низкорослый таджик в сильных годах, а может быть, узбек. С возрастом они становятся неотличимы. Пофиг на узбека, он называет троечницу бестолковой и добавляет не по-русски еще десяток коротких слов. Троечница багровеет. Вам приятно.
Но что с комнатой, было заказано на два часа, имя Василий. Требуются документы, а вдруг вы поломаете мебель, с вызовом говорит бестолковая троечница, пылая лицом, кому ее восстанавливать? мне с моей зарплаты, может быть? Она нагло щурится, и прямо здесь готова предложить вам расстаться с суммой денег в ее фонд наблюдателей за неверными. Троечница шумно вздыхает. На ее груди покоится ожерелье будто бы из крышечек от зубной пасты. Документик попрошу, играет в милиционера. Условный Василий неохотно вынимает права. Наверное, он представляет уже, как выписка из амбарной книги попадает в СМИ. Ну, должен же быть такой ресурс, типа «вот что происходит там, где этого происходить не должно». Или: «вот что происходит с теми, кто клялся этого никогда не делать». Вам стыдно, и вроде бы нужно тут же как-то ситуацию исправить, но как.
Пятнадцатый номер, — с отвращением произносит девица, условный Василий выдирает из ее красных честных рук небольшой ключ с округлым номерком. По коридору налево, потом направо, потом в тупичок. Навстречу попадается мрачно пьяный мужчина в тельняшке и горничная с ведром, стопроцентно пустым. В углу автомат по продаже шоколадных батончиков и холодильник-витрина, переполненный советским шампанским по цене итальянского. Розы в пластмассовом вазоне завяли, опустили головы, и только пару бутонов из самых темно-красных выглядят живыми.
Из комнаты с номером пять вываливается некрасивая рыхлая женщина в черном платье, сверху черное пальто. Черт-те что, — говорит она, обращаясь к кому-то невидимому внутри, — опять ты за своё, все ляжки исцарапал, что я Алику скажу, идиот. Она стремительным и вороватым движением приподнимает подол, обнажая голые белые ноги в алых царапинах. Некоторые настолько глубоки, что кровь свернулась миниатюрными бутонами роз. Темно-красными.
Женщина в черном роняет слои одежд обратно и проходит, задевая вас рукавом, обрушая сложный коктейль запахов, доминирует пудра, это даже приятно.
— Девушка! — кричит ей горничая. — Девушка, бар не работает, перерыв на обед. Если вам, как всегда, кофе с коньяком, я сейчас тут домою, и сделаю.
Женщина, не оборачиваясь, кивает мелко. Из комнаты номер пять выходит высокий поджарый мужчина в хорошем костюме, прижимает к уху телефон. Алло, — говорит он, — ну вот только что с пресс-конференции вышел, эти журналюги, ну просто битый час не давали рта закрыть. Смотрит на часы. Поправляется: да какой час, битых два.
Идет к выходу, кивком на ходу поправляет волосы, ему пошел бы плащ строгого фасона и старинный автомобиль. Горничная возвращается с коньяком. Приобнимает женщину в черном. Та совершает несколько хороших глотков.
На стенах обои под покраску. Цвет – не белый, а такой. Яичная скорлупа, — вдруг говорит горничная, шурша шваброй о напольное покрытие, коммерческий линолеум. Повышенная износостойкость, вы краснеете. Сколько здесь проходит ног, вот и ваши, пыльные сапоги с проросшим бамбуком. Не стесняйтесь, — свойски предлагает горничная, — снимайте пальто! И вы, конечно, снимаете пальто.
Иллюстратор Teruhide Kato
