Иногда я вспоминаю ту поездку и ругаю себя за некоторую чёрствость и ошибки поведения, но ругаю мягко, с оттенком иронии, это помогает посмотреть на ситуацию как бы глазами человека со стороны; таким человеком могла бы быть и ты, дорогая.
Ты могла бы стоять на перроне и встречать мой простой поезд, посматривать на часы или дисплей мобильного телефона, я бы спустилась с железных ступеней вагона, на плече дорожная сумка, маленькая — я ненадолго, и больше всего места занимают туфли на каблуке. Мы бы обнялись при встрече и тут же отправились бы в какое-то такое место, которого не знаю в столице я, и которое знаешь, конечно же, ты.
Но вышло так, что именно в тот день тебя отправили инспектировать какие-то удаленные поликлиники области, или заболел ребенок. И на перроне я стояла одна, соображая, в какую сторону начать движение. Я не хотела, чтобы меня встречали люди, свидание с которыми было целью поездки, пусть они и предлагали — не хотела выглядеть растерянной провинциалкой, каковой, собственно, и являлась. Заранее настраивая себя не пугаться расценок и смотреть равнодушно, я лихо уселась в разукрашенное, как новогодняя елка, такси и назвала адрес. Назвала адрес, записанный в последний момент на обрывок какого-то чека, в страхе внезапно забыть, но помнила, конечно. Хостел «Приют странника», место я зарезервировала заранее и даже уже внесла оплату. Удобным оказалось еще и то, что можно было заезжать сразу, рано утром, не дожидаясь полудня. Назвала адрес, твердым голосом. «Да ты что, красавица, — шофер недовольно посмотрел на меня, — это же центр!». И принялся гундеть о пробках на дорогах. Знаменитые московские пробки! Будто бы он вовсе не водитель такси, а дирижер, но вот приходится по доброте. Я смотрела в окно.
«Приют странника», такое вот романтическое название выбрали хозяева. Гостиница располагалась на первом этаже крепкого дома дореволюционной постройки, я заранее знала, куда идти, куда сворачивать, все изучила на яндекс-картах, какая арка, какая вывеска рядом, зеленая аптечная. Около витрины плясала гигантская таблетка, метнула в меня рекламной листовкой, я уклонилась, листовка угодила в лицо пышноволосой девушке, следующей за мной. «Вы из меня просто всю почву выбили своим поведением», — строго сказала девушка, таблетка засмеялась глухо.
«Кофе?», — предложила администратор, очень худая и очень кудрявая, она вежливо присутствовала, пока я раздевалась в прихожей, снимала плащ, развязывала платок — спрятала под платком волосы, потому что прическа сильно истрепалась в поезде, и не было возможности исправить ситуацию. В зеркале рядом отразились всклокоченные кудри — мои, и нарядно уложенные — ее, рассмеялись вместе. Разные оттенки рыжего.
«Ужасно страдаю, — сказала администратор, — ненавижу эти волосы! И ведь никакие «утюжки» не берут, ничего».
«Не берут, — кивнула я, — я как-то делала химическую завивку как бы наоборот. Результат некоторый был, но не идеал».
«А в жизни, — сказала администратор, — вообще редко встречается то, про что можно сказать: вот оно!»
Тут я не знала уже, что ответить, просто улыбнулась. Из прихожей неширокий коридор вел в невероятных размеров гостиную, там стояли в ряд три дивана, перед ними был постелен ковер, на ковре покоился открытый ноутбук. По противоположной стене располагались закрытые двери, четыре или пять, на каждой табличка с номером.
«Меня зовут Ира, — администратор указала на одну из закрытых дверей, — и вот ваша комната. Номер шесть. Лично ваша. Следующие гости будут к вечеру только. Или даже к следующему вечеру. И насчет кофе — предложение в силе. Приходите на кухню».
Я поблагодарила, она добавила: «Это бесплатно».
«А можно принять душ?» — спросила я.
«Я провожу вас, — Ира подождала, пока я поставлю сумки. — Шампунь и мыло имеются. Полотенце можно взять в шкафу около. В общем, и тапочки там есть, а то прохладно — отопление еще не включили, — она махнула рукой, — простите, я много болтаю. Это нервное, нервное. Просто очень рада, что вы приехали. У нас тут небольшой инцидент случился ночью… В общем, одного гостя милиция забрала. Арестовали. Он оказался крупным бандитом, чуть не террористом. И комнату его опечатали. И нас вызвали в милицию, завтра в девять ноль-ноль. Вообще, Федор говорит — это начало конца. Федор, владелец хостела. Он говорит, что сарафанное радио, злая молва — и к нам никто не поедет теперь. Сегодня утром пять человек досрочно съехали. Если честно, то девять человек. В общем, все. Им не понравился обыск».
Я слушала, но не очень внимательно, меня ждала важная встреча и ответственное мероприятие. В общем, до бандита ли было мне, волновалась, да еще муж не брал трубку. Вдруг авария? Вдруг что? Ну, ты понимаешь.
Закрылась в ванной. Гигантская ванная комната, две душевые кабины с непрозрачными стенками, две стиральные машины, одна сушильная, очень чисто и пахнет хлоркой — в принципе, какая мне разница, что здесь мылся бандит и почти террорист, если потом продезинфицировали. Так я размышляла и прекрасно провела минут тридцать под душем. До сих пор не знаю, что случилось в этот довольно-таки значительный промежуток времени. Когда вышла, буквально ткнулась коленом в согнутую спину Иры, она то ли упала в коридоре, то ли примостилась специально, но все это выглядело странно и пугающе: женская фигура на коленях и лицом в пол. Кругом волосы, рыжеватые завитки и спирали.
«Ира, Ира, — глуповато сказала я, — что-то случилось?»
Она молчала, зато начала раскачиваться, вперед-назад, монотонно раскачиваться, и немного постанывать: тихий, очень тихий звук, нечто среднее между «ууууу», и «ыыыы». И немножко еще от «оооо». А я ведь даже не знала еще, где у них кухня, чтобы принести хотя бы воды! Совершенно невозможно стало находиться рядом с мычащей Ирой в коридоре, и я побежала сначала в одну сторону, через огромную гостиную, обнаружила отдельную комнату, плотно уставленную шкафами-купе, потом вернулась, побежала в другую сторону — там была, была кухня! Немногим меньше, чем гостиная, какие-то столы, низкие диванчики, еще столы, барный табурет. Двадцатилитровый баллон с водой, на нем стопкой — одноразовые стаканы, я наполнила доверху один, хоть Ира, как местная жительница, наверняка имела собственную фарфоровую чашку или глиняную кружку. Наполнила стакан. Пролила воду. В луже утонул солнечный луч.
«Меня Федор выгнал, — захлебнувшись, откашлявшись и утерев рот о мою руку, сказала Ира, — Федор сказал, чтобы я собирала манатки. Что это за слово-то еще, «манатки».
«Вы подождите, — сказала я, присев на корточки, — расстраиваться. Может, он ляпнул сгоряча, а теперь сам переживает. Может, он из-за инцидента с арестом взволнован слишком. Может, покоя ему не дает этот инцидент».
Наши головы оказались на одном уровне. «Нет, — Ира не плакала, продолжала раскачиваться, — вы Федора не знаете. Он если сказал: «Манатки», — то надо собираться. Я ведь и жила здесь, и работала здесь. И вообще, он мне за две недели еще должен денег! Денег заплатить!»
Она вдруг с силой схватила за руку, которой я опиралась на пол. Потеряв от неожиданности равновесие, я чуть не упала; покачнувшись, стукнулась о стену. Ира внимательно смотрела, как я балансирую, руку не выпускала, а напротив, тянула ее к себе, клала на сухую шелковую щеку, на извитую прядь волос, закрывала глаза, веки вздрагивали, ресницы росли необычно — строго прямо и вниз.
Я осторожно высвободила пальцы и встала в два приема. Спина болела. «Прошу прощения. Пожалуй, мне пора». Хотелось быстрее оказаться на улице, где весна, утро, скоро будет солнце и все проще.
«Еще минуту, — сказала Ира, не открывая глаз, — пожалуйста. Вы, наверное, думаете, что Федор — мой любовник, так вот, это не так. У меня вообще нет любовников, я не занималась сексом пять лет, или шесть — перестала считать. Или семь. Там была такая история… ну, дело не в этом. Точнее, в этом, но… Черт, я сбиваюсь. Короче: вот когда вы мне положили руку на лицо…» — «Но я не клала!» — «Неважно» — «Положили мне руку на лицо, и я впервые захотела, чтобы меня кто-то обнял, обнимите меня, пожалуйста» — «Простите, я не тот человек, что вам нужен, простите, я не могу» — «Не уходите».
Ушла. Сделала несколько аккуратных шагов по направлению к комнате номер шесть, сейчас надену деловой наряд, думала в смятении, и сразу выйду вон, ничего страшного, погуляю по городу. И я так и сделала, на интервью планировала быть в горчичного цвета юбке и бледно-лиловой рубашке. Ира так же стояла на четвереньках, разметав кудри поверх сомкнутых рук, но уже не стенала, молчала. Вокруг было очень тихо, невозможно тихо, тишина вламывалась разом в уши и в нос, и в рот и буйствовала там, организуя вакуум внутри и панику снаружи. Бегом выскочила на лестничную площадку, бегом преодолела расстояние до оживленной улицы, отдышалась.
И нисколько мне не было стыдно, что я оставила девушку, попавшую в переплет, наедине с ее неприятностями и на коленях в прихожей. У меня своих проблем — сколько угодно, у меня через три часа важнейшая встреча, от которой зависит будущая работа и, следовательно, благосостояние пятерых человек на ближайшие годы. И нельзя разрешить себе такое расточительство, как сочувствие Ире, посторонней женщине, все мои силы принадлежит семье. Единственное, что допустимо — перераспределять энергию между её членами, в зависимости от сезонных потребностей каждого, но чаще всего я нужна всем одновременно.
Где-то бродила два часа, пару раз заходила в кафе, и, привычно уже командуя себе не ужасаться ценам, обязательно ужасалась и пила кофе по цене хорошего жаркого.
Когда я вернулась в хостел вечером, Ира была умыта, причесана, варила в огромной кастрюле спагетти и делала к ним томатный соус, а два дивана в гостиной были заняты новыми постояльцами. Очевидно, Федор одумался, пересмотрел избранную позицию, и Ира могла уже свои «манатки» не собирать. «Добрый вечер, — поприветствовала она меня прохладно, — через двадцать минут прошу к столу». «Благодарю вас», — отказалась я.
Легла на кровать, закрыла глаза и стала представлять свою новую жизнь при новой хорошей работе, высокой зарплате и полезных знакомствах, поскольку мою кандидатуру одобрили, ну ты в курсе, дорогая.
художник: Маркос Чин
