Покупаем кое-какие вещи, знакомые привозят одеяла и крупу. Добавляем немного фруктов, везем по назначению. Пожилые получательницы сердиты, но это скорее от страха и от неизвестности.
— Я не знаю, мы домой-то вообще поедем или как. Будет куда ехать? Здесь нам не место.
— Сейчас — самое место. Когда б вы еще Киев посмотрели?
Пытаюсь шутить. Шутка виснет в воздухе. Однажды меня выгнали из онкологического отделения, где я пыталась веселить пациентов. Пациенты тоже пытались веселиться, но сейчас этот номер снова не проходит.
— Мы там всю жизнь прожили. Черт бы их всех побрал.
Я не могу сказать с уверенностью, кого именно подразумевает моя собеседница. Вероятно, действительно — всех.
Надо решать вопрос с квартирой для этих женщин. Счет денег не прекращается и во сне, это какая-то бездонная бочка. Беличье колесо.
На выходных несколько часов просто гуляю по Печерску, погода портится, уезжаю домой. Дома читаю в соцсети, что в военный госпиталь срочно нужны волонтеры, чертыхаюсь, еду обратно на Печерск, прихватив печенья и яблок. В госпитале все раздражены.
— К нам сегодня полгорода, кажется, приехало. А нам не нужно, не знаю, кто это распространил.
Оставляю продукты. Каждые пару минут к сортировочному пункту новые люди приносят новые пакеты. Небольшое помещение волонтерской сотни завалено вещами. У входа стоит великанский мусорный мешок, набитый пустыми упаковками, пленкой, картонками.
— Помощь нужна?
— Физическая?
— Да, сортировать, носить, считать.
— Нет, слишком тесно, а людей много.
На двери объявление, список необходимого раненым. Одежда, кроссовки, питьевая вода, марля, вафли, чернослив, крем после бритья, постельное белье, противопролежневые матрасы, стиральный порошок, кофе, сигареты. Привози, что хочешь — не ошибешься.
Отдельно, уже за КПП госпиталя принимают лекарства и деньги. Деньги строго под отчет, кому попало в руки не сунешь; из лекарств, в основном, болеутоляющие и противовоспалительные. Но и все остальное, а еще шприцы, перчатки, мочеприемники. Спасибо, спасибо, спасибо, — повторяет усталая девушка, провожая очередного посетителя. Волонтеры к концу дня замученные, лица посеревшие, голоса подчеркнуто без эмоций.
Возвращаюсь домой, звонит мама.
— Новости смотрела?
— Ты же знаешь, у меня нет телевизора.
Далее следует долгое перечисление новостей. В нужных местах я реагирую, но скорее автоматически.
— Я попросила девочек (девочки все пенсионного возраста) отдать мне шерстяных ниток. Нужно вязать носки, холодает.
— Они не влезут в берцы, мам.
— Ну, хотя бы на ночь надеть, чтоб не мерзли…
— Не уверена, что у них есть возможность снять обувь.
— Понимаешь, мне надо хоть что-то сделать.
У меня есть примерно полкило хорошей шерсти, отдам ей, когда приедет. С билетами долго не складывалось, их расхватывают в обе стороны, как горячие пирожки. Но на следующих выходных я все-таки поведу маму гулять по Киеву. Хочу показать ей Дом с химерами, Ярославов Вал и Подол. Сама она, конечно, попросится на Институтскую и Грушевского. И надо будет угостить ее кофе с пирожными в любимой кофейне.
Впрочем, будущее время нами сейчас употребляется редко. В одном из разговоров вспоминаем, что мне нужно приехать в Харьков 26 октября — это день внеочередных выборов в Верховную Раду. И тут же спохватываемся, что впереди еще два месяца, а по нынешним временам и неделя может изменить ситуацию в корне. Решили ничего не планировать.
Перед сном просматриваю записи друзей в фейсбуке. Ведется обсуждение, как объяснить с этой стороны границы человеку по ту сторону, почему украинские обыватели в свободное от работы время берут на себя функции государства: заботятся о беженцах, собирают деньги на обмундирование, покупают и привозят лекарства для раненых; почему это сейчас в порядке вещей. Я не вмешиваюсь в дискуссию, так как не знаю, что тут объяснять. Читаю дальше. Хорошие, неглупые люди, живущие в России, пишут: нужно предотвратить войну. Еще немного — и начнется война. Будут жертвы. Необходимо что-то сделать. Этого нельзя допустить. Мы потеряем друзей, мы потеряем Украину, если начнется война.
Я выключаю компьютер и ложусь спать с пониманием, что последние полгода мы с этими добрыми, чудесными людьми прожили в разных мирах. У них все еще в ходу будущее время. И это удивительно.
