Если вы читаете по-русски, то знайте, что скоро должны будете забрать меня отсюда к себе в Таджикистан (Узбекистан) и без устали служить, потому что я во всех местах, где бы ни появилась, вместо того, чтобы горячо любить свою родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий ленин, горячо отстаиваю ваши интересы. В самых неожиданных местах.
К примеру, на дне рождения бывшей свекрови, в присутствии самых близких людей: деверя-алкоголика, восемнадцатилетнего пасынка и его девушки, учащейся индустриально-педагогического техникума, я не оставила вас, и боролась, и созидала. А чего я попала на день рожденяи бывшей свекрови – это не совсем понятно. Тут даже не подходит глагол «попала», тут больше подойдет глагол «обнаружила». Обнаружила себя. Иногда так бывает: только начнешь строгую диету, как обнаруживаешь себя в макдональдсе, жадно поедающей картофель-фри. Или: будучи примерным мужем, обнаруживаешь себя в гольф-почему-то-клубе, в обнимку с семнадцатилетней подавательницей мячей. Примеров множество! Так вот и я.
Внезапно оказалась за щедро накрытым праздничным столом. Телевизор транслировал хоккейный матч. Радиоприемник был настроен на частоту «Радио-дача». Восемнадцатилетний пасынок левой рукой доел истекающий соком мант, правой обнял свою индустриально-педагогическую подругу и сказал:
— У Кати, конечно, круто в колледже, но черных много. Родной речи не услышишь, — в его голосе зазвенела высокая тоска.
Я сдержалась. Помолчу, думаю. Они и перестанут. А то бывшаясвекровь стол метала, салаты резала. Мясо по-французски жарила, холодец из ножек быка морозила. Но пасынок не унимался.
— Приезжают к нам в Россию, — говорил он обидчиво, — и образование за наш счет получают. Русских вытесняют узбеки! А то и кто похуже. Вытесняют.
— Куда тебя-то вытеснили, — спросила я мирно.
— Пока никуда, — с вызовом ответил пасынок, — но все впереди. Вряд ли вам это нравится! Невозможно же переносить! Их возрастающее влияние.
— А как на тебя влияют узбеки, — уточнила я, — просто интересно. Вот идешь ты, такой, по улице. А тут – раз, и узбек. И как начнет влиять!
— Ннну, — чуть растерялся пасынок, — так и влияют. Обыкновенно. Танцуют свою лезгинку, например. Под стенами Кремля.
— Древнего Кремля, — сказала девушка. Наверное, любительница ретро-песен.
— Узбеки? – переспросила я. – Да, это известный узбекский танец. Наряду с тарантеллой.
Пасынок сыто моргнул. Скушал еще мантов.
— Или даги! – выкрикнул потом.
— Что? – сказала я. Разговор не был интересным. Я знала, что последует сейчас. И угадала.
— Приезжаю к нам в Россию! – пасынок обнял свою девушку еще и левой рукой. Будто бы защищая от пяти вагонов дагестанцев. Приехавших к нам, в Россию.
— Откуда, — сказала я.
— Из Дагестана, — сказал пасынок с улыбкой, — ясное дело. Не из Лондона, ха-ха.
— Дагестан – это часть России, – скучливо сказала я. – У тебя вроде бы география была в школьной программе. Или таджики выкрали карту? С узбеками.
Посмотрела на бывшую свекровь. Разговор за праздничным столом складывается как-то средне. Добрая свекровь расстроилась и решила поддержать родного внука.
— А и то правда, — сказала она, подперев щеку кулаком, — едут все. Рабочих мест лишают. Вон, все дворники – таджики. Ни одного русского парня! В дворниках. А так бы это славно – идешь, а русский дворник перед тобой снег чистит!
— Да, — веско сказал деверь–алкоголик, — да. Нет вариантов для русских парней!
И стукнул слегка кулаком по столу. Подпрыгнула соль в просторной хохломкой плошке. Сорокалетний деверь-алкоголик, русский парень, знал, о чем говорил. Последний раз он был трудоустроен в мае 1999 года – сторожем на автостоянку. В дальнейшем этот холопский недуг, стремление к работе, он благополучно перерос. И теперь предпочитает столоваться у родителей, а для остального всегда можно продать что-то из предметов интерьера и кухонной утвари.
— Русские парни работать не очень хотят, — сказала я. – Особенно дворниками.
— Они не могут пробиться! – возмущенно икнул деверь. – Не могут пробиться в своей стране! Ррразвалили все к черрту! Понаехали тут!
Деверь заплакал. Свекровь утешила его рюмкой водки и порцией холодца с хреном. Я смотрела в стол.
— Россия для русских! – наконец, выкрикнул пасынок.
И его девушка тоже выкрикнула. Они обнялись и принялись раскачиваться, будто бы сидели вокруг костра и пели под гитару «Милая моя, солнышко лесное», все куплеты подряд.
Я помедлила. Промокнула губы салфеткой. Стенные часы пробили шесть. На улице закурлыкал заблудившийся грач. Голодные коты зимы орали в подъезде, требуя еды.
— В таком случае, — нежно сказала я, — Россия и не для тебя.
— Почему это, — пасынок даже обниматься перестал. Раскачиваться и подавно. Буквально руки опустил от неожиданности поворота.
— Так ты же наполовину украинец, — еще нежнее сказала я. – Мама твоя – известная в Самаре украинка. А мы, русские националисты, может быть, сегодня против украинцев. Мы, русские националисты, такие переменчивые! – забывши про нежность, орала я.
Остановиться уже не могла. Вскочила из-за стола. Размахивала руками. Зеленая нарядная рубашка трещала на груди, роняя мелкие пуговицы. Свекровь спряталась за жаровней с французском мясом. Деверь-алкоголик придвинул к себе бутылку водки, и, в легкой задумчивости, ее допил.
А я вовсе и не националист никакой Это я так, пасынка шугануть. На самом деле я — славянин широкого профиля. И славно.