В самарском детском доме от передозировки наркотиков погибли два подростка. Об этом, а также о том, что можно сделать, чтобы избежать таких трагедий в будущем, «Новая газета» побеседовала с Антоном Рубиным, директором общественной организации волонтеров «Домик детства».
— О каком детском доме в данном случае идет речь?
— Это детский дом №1 города Самара.
— То есть, именно тот, директор которого подавала на Вас в милицию за оскорбление ее чести и достоинства?(http://parkgagarina.info/obshchestvo/10071-o-chesti-i-dostoinstve.html)
— Да, то самое учреждение, но тот директор две недели назад уволена, поэтому случилось всё уже не при ней.
— А кто в это время исполнял обязанности директора?
— Наталья Барская, до назначения и.о. директора она была заместителем директора. Но со вчерашнего дня (2 апреля — Ред.) в должность вступила новый директор. Ранее она была директором детского лагеря «Авиатор». До этого, достаточно давно, работала воспитателем в детском доме.
— Что Вы можете сказать о новом директоре, есть ли какие-то надежды на то, что в детском доме что-то изменится к лучшему?
— Да, у нас очень большие надежды, что с приходом нового директора все станет лучше. Мы ее достаточно давно знаем, мы наблюдали, как она работает с детьми, как она искренне любит детей. Она абсолютно не чиновник, не типичный директор. Это один из тех редких сейчас случаев, когда работа с детьми — не обязанность, а призвание. Поэтому я очень надеюсь, что с приходом нового директора учреждение перестанет влачить то жалкое существование с постоянными скандалами, которыми он отмечен за последние годы, и превратится в настоящий ДОМ для ДЕТЕЙ.
— Антон, скажите, кто назначен новым директором детского дома №1?
— Галина Владимировна Миронова.
— А прежний директор, уволенная с 12 марта?
— Надежда Викторовна Южакова.
— Антон, как человек, разбирающийся в теме, поясните: каков должен был быть алгоритм спасения Влада и Паши? В нормальной ситуации, в нормальном детском доме? Что можно было сделать, чтобы предотвратить такую трагическую развязку?
— Тут нужно сказать, что все были в курсе. Все знали, что оба этих парня регулярно принимают наркотики. Наркотики ходят разные — от курительных смесей «спайс» до героина. А ребята не особо разборчивы в способах уйти от реальности. В ответ на всё это никаких реальных мер противодействия не принималось: ни внутри учреждения, ни за его пределами.
Что, на мой взгляд, можно и нужно было делать внутри учреждения? Во-первых, разобраться, почему парней тянет на наркотики. Здесь явно видны несколько причин, например, у Владика погибшего мама сидит как раз за распространение наркотиков. Думаю, какую-то связь можно было проследить, если бы работали психологи. К сожалению, психологи там (в детском доме №1 — Авт.) не работают абсолютно. Более того, ребенок был сложный, прошел через несколько семей — жил в семье бабушки, дяди и т. д. И он почувствовал свою ненужность никому. Несмотря на то, что он был всегда в «стае» своих одногруппников, он был очень одинок. Это тоже недоработка воспитателей. Он постоянно закрывался в комнате, старался замкнуться, скрыться от других, уединиться. И зная это, зная, что он склонен к употреблению наркотиков, ему позволяли уединяться, закрываться, оставаться наедине с собой и с шприцем. Никакого лечения, естественно, не проводилось. Хотя возможности такие есть. И не было никаких попыток отвлечь его чем-то интересным от этого: спорт, искусство, походы, туризм. Здесь всё почему-то произошло наоборот: с приходом Надежды Южаковой были закрыты школа искусств в детском доме, уволен весь персонал, который там работал, закрыты творческие секции. Был закрыт вход в детский дом волонтерам, которые тоже работали с детьми на тему отвлечения их от пагубных привычек. Был закрыт вход спонсорам, которые оплачивали поездки детей, путешествия, в том числе, зарубежные. Всё это было прекращено. Директор, видимо, считала, что ее учреждение самодостаточно, и никакая помощь не требуется. На мой взгляд, это была её ошибка. Нужно было работать и во внешнем окружении. Ясно, что один директор никогда не справится с организованной преступной группировкой, которая поставляла туда наркотики. Нужно было подключать правоохранительные органы, нужно было подключать общественные объединения, борющиеся с наркотерроризмом. И все это надо было делать незамедлительно и в срочном порядке. Этого не делалось совсем. Я лично наблюдал, как спокойно подъезжали к детскому дому машины и привозили наркотики. Такое впечатление, что кроме меня это вообще никому не интересно. Дети могли спокойно выйти, забрать сверток, вернуться обратно. А дальше — уже как кому повезет. В этот раз двоим мальчишкам, к сожалению, не повезло…
— Антон, но ведь детдомовские дети вряд ли располагают какими-то денежными средствами, чтобы покупать себе наркотики? Значит, эта схема «подсаживания» их строится на какой-то другой выгоде для преступников?
— Два основных пути добычи средств или наркотиков. Первый — кражи. Недалеко от детского дома находится торговый центр «Московский», где искуснейшим образом дети могут вынести из любого магазина всё что угодно — технику, одежду, продукты. И потом очень быстро по дешёвке продать, заработав себе на очередную дозу. Это первый путь получения денег. Второй, более интересный и престижный (как им кажется), это «пробросы». Система работает так: договариваются по телефону, к определенному времени к детскому дому подъезжает машина, ребенок отпрашивается погулять… Дальше машина довозит его до одной из близлежащих колоний, зон. На заднем сиденье лежит свёрток, который ребенок перебрасывает через забор на территорию ИТУ. Машина отвозит его обратно в детдом, по дороге с ним расплачиваются — либо деньгами, либо сразу наркотиками. Часто дети предпочитают наркотики сразу. То есть, криминал всячески втягивает детей в этот бизнес — или поставляя им наркотики, или заставляя соучаствовать (ведь это уголовно-наказуемое деяние). Были проблемы с тем, что местные «смотрящие по району», «смотрящие за зоной» даже угрожали ребятам физической расправой или морально давили, чтобы вовлечь их в этот преступный бизнес. Эту ситуацию с угрозами нам удалось остановить. Мы нашли «смотрящих», попросили, чтобы отстали, перестали напрягать ребят. Но те из детей, кто уже втянулся в это, стали работать добровольно, чтобы получить наркотики. И с этим уже бороться очень трудно.
— Масштаб этой проблемы каков? Это ведь характерно не только для детского дома №1?
— Конечно, такая проблема существует во всех детских домах. Но в других, в основном, это — клей. Такого разгула тяжелых наркотиков типа героина, как в детском доме №1, я на территории области не встречал.
— Кто и что делает не так в этой ситуации, на Ваш взгляд? Какие госорганы не дорабатывают?
— Не дорабатывают все госорганы. Начиная от ФСКН (Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков — Авт.) и заканчивая в какой-то степени и службой опеки, и министерством образования. Конечно, после этого случая получили по шапке все — вплоть до ФСБ (ФСБ является куратором-шефом этого детского дома). Но как мы видим, шефство ФСБ никак детскому дому не помогло. Поэтому, конечно, все получили взыскания, сменился директор. И я надеюсь, что в совокупности это даст какой-то положительный результат. Но очень больно от того, что для осознания необходимости изменений понадобилась смерть двух детей. Это наша боль, которая останется с нами, как остается каждая подобная гибель ребенка. Не знаю, может быть, в этом была их миссия — своей смертью остановить эту ужасающую ситуацию.
— Антон, есть ли какие-то признаки, положительные или отрицательные, динамики ситуации, связанной с преступностью и, особенно, наркоманией в детских домах?
— Пока ситуация выглядит стабильной. Пока существует доступность наркотиков, ничего не изменяется. Не могу сказать об ухудшении или улучшении ситуации. Она будто бы заморозилась на определенном уровне. Но, на мой взгляд, сейчас надо начинать работу по полной ликвидации этого зла вообще. Этого вообще быть не должно, не должно быть разговора на уровне «много-мало».
— Последний вопрос. Волонтерская организация «Домик детства» сейчас очень активно занимается этой проблемой. Может быть, вам нужна помощь добровольцев (не государственных и не правоохранительных структур, с ними мы уже всё выяснили, они работать не очень любят — Авт.) в какой-то сфере. Может быть, после этой публикации кто-то откликнется, захочет вам помочь — из частных лиц, из бизнеса, из общественных организаций?
— Опыт и практика показывают, что общение подростков-детдомовцев с людьми «извне» бывает очень эффективным. Потому что воспитатели приходят к ним «за зарплату», «они следят только, чтобы я не нашкодил. Я им не доверяю», — такова психология воспитанника. «А человек извне не указывает как мне жить, ничего от меня не требует, просто общается», — и это гораздо полезнее. У нас очень хорошо работает система наставничества, когда волонтер становится другом и индивидуальным куратором конкретного ребенка. Сейчас у нас такая схема работает на базе Центра постинтернатного сопровождения, то есть, для тех детей, которые уже вышли из интернатов и детских домов. Надо сказать, что дети кардинально изменились. Они стали больше доверять людям, они стали больше ценить самих себя, они стали видеть перспективу своего развития, стали делать больше, чтобы добиться успеха в этой жизни. И все благодаря тому, что с каждым из них индивидуально работает наставник, важный и нужный для них человек, которому они доверяют. Нам сейчас как раз не хватает таких людей, которые готовы были бы вести вот эту работу. Мы бы хотели сейчас начать подобную практику и в детском доме, поэтому нам нужны волонтёры, готовые взять на себя такую ответственность.