Зимой карельские СМИ сообщили очередную новость на известную здесь тему – житель одного из приграничных районов республики, изрядно приняв на грудь, ушел пешком в Финляндию, незаметно пройдя все заграждения, где расчетливый трезвый непременно бы попалился. Впрочем, это не такая уж сенсация. Известный эпизод из «Особенностей национальной рыбалки» – не такая уж выдумка.
Правда, финны теперь все чаще отправляют таких сталкеров обратно. Они считают, что в России времена уже существенно изменились – в отличие, скажем, от эпохи Ивана Солоневича, который бежал в Финляндию с Беломорканала. Однако российское восприятие границы с тех пор практически не изменилось.
Красноярский историк Андрей Буровский однажды провел социологическое исследование на эту тему в Эстонии: «Я просил собеседников, и русских, и эстонцев, рассказать о своих ассоциациях со словом «граница». Эстонцы пожимали плечами: ну, белая полоса на шоссе… Ну, мальчик в форме, который ставит штамп в паспорте… А что еще? Русские же подробно описывали колючую проволоку, вышки, контрольно-следовую полосу, натасканных на человека овчарок и хмурые лица под касками».
Республика Карелия, изначально создававшаяся как приграничный плацдарм, впоследствии превратилась в трансграничную зону. Губернатор даже жалуется Путину:
«У нас в Карелии, в Петрозаводске люди на выходные ездят в Финляндию. Зачем ездят? За творогом, вот так. Хотя ехать в общем-то дольше, чем от Петербурга, расстояние намного больше, но тем не менее вот корни какие-то общие у людей, которые там живут, они считают: «Я езжу туда. Зачем езжу? Порошок купить». – «Так у нас же такой же порошок!» – «У них лучше». Это традиции такие некоторые».
Но, как и положено трансграничности, традиции эти взаимные – наши соседи также находят в Карелии много привлекательного. Финский писатель и музыкант Кауко Рёюхкя в своей книге «Карелия по ту сторону границы» признает, что его влечет сюда «дикая красота, которая пугает некоторых финнов, привыкших к чересчур стерильной, даже скучной жизни, где всё слишком организовано».
Подобно тому, как в науке междисциплинарность открывает новые исследовательские пространства, политическая трансграничность порой создает новые гражданско-культурные идентичности. Особенно это заметно на примере еврорегионов – совместных приграничных территорий между странами ЕС. Их там уже более 100, и на туристов они производят странное впечатление («уже не Германия, но еще не Голландия», «еще Чехия, но почти уже Австрия» и т.д.)
В конце 1990-х и в Карелии пытались официально учредить еврорегион с тремя соседними финскими губерниями. При последовательном развитии этого проекта он должен был привести к отмене внутренних виз. Но с установлением в России «вертикали» министерство внешних связей Карелии было расформировано, и хотя еврорегион номинально все еще существует, его деятельность сводится к формально-протокольным мероприятиям, не выходя на уровень широких общественных взаимосвязей, как предполагалось изначально.
Хотя потенциал для этих взаимосвязей только нарастает. В восточных регионах Финляндии часто звучит требование включить в школьную программу русский язык – поскольку из-за обилия русских туристов он становится все востребованнее. Иногда русским даже просят заменить ныне обязательный шведский, сохраняющий статус «второго государственного». Эту логику понять можно – некогда шведский язык в Финляндии играл роль своего рода «окна в Европу». Однако в последние десятилетия его напрочь вытеснил глобальный английский. Но невозможно понять логику образовательных начальников на другой стороне границы, которые совершенно не озабочены той же потребностью – расширением преподавания финского языка. Несмотря на то, что число финских туристов здесь так же растет, их язык в Приладожье понимают только особо продвинутые турфирмы. Вряд ли спасет туристов и английский, который в Финляндии на элементарно-разговорном уровне знают практически все, а для россиян этот «вражеский» язык далеко не настолько «глобален»…
Кстати, есть одна интересная трансграничная деталь – несмотря на то, что в карельском Приладожье живет уже совсем другое население, чем в финские времена, на местном сленге название города все же не склоняется. В Сортавала, из Сортавала…
Для властей эта трансграничность непонятна и проблематична. А поскольку в России проблемы принято решать запретами, в прошлом году президент подписал указ о запрете иностранцам на покупку земельных участков в приграничных территориях. Согласно этому указу, в «приграничные» попал даже Беломорский район Карелии, находящийся в 200 км от границы. Это извечное «пограничное состояние» рационально объяснить невозможно. В Финляндии российские граждане свободно покупают себе дачи повсюду – кроме всего лишь 5-километровой приграничной полосы. А вот финнам купить себе домик в Карелии уже нельзя – ни на приладожской земле предков, ни даже на Белом море. Советский комплекс «границы на замке» оказался присущ даже ценителю айфонов.
В реале, к счастью, граница довольно прозрачна. Особенно интересно пересекать ее в обратном направлении на велосипеде – такое впечатление, что меняется не только финская велодорожка на российскую обочину, но и сам воздух… Второй билборд после «России» – «Водитель, не выбрасывай мусор из окон». И сразу после него обочина зарастает какой-то шелухой, бутылками, покрышками и т.д. В Финляндии это непредставимо – может быть потому, что там нет таких знаков?
Еще один приграничный карельский парадокс – поселок Лендеры, куда российское начальство периодически грозится отменить «нерентабельный» поезд. А его жители общаются между собой по финской мобильной связи – поселок «вне зоны доступа» российских операторов…
Трансграничное общение – это вообще особая тема, со своими неожиданными открытиями. Особенно примечательна здесь эстонская Нарва, с ее русским большинством. Но оно весьма специфично. Однажды в местном пабе мы были свидетелями такой сцены – за соседним столом сидела группа молодежи, обсуждая какие-то свои житейские дела. И когда к ним присоединился эстонский приятель, все легко перешли на эстонский – причем со стороны вовсе не возникало впечатления, будто этот язык для них чужой.
Нарва еще уникальна тем, что там на мосту находится единственный пеший переход между ЕС и РФ. И по нему идет непрерывный трансграничный круговорот – за дионисийскими напитками нарвитяне ходят в Ивангород, а ивангородцы – за дешевыми и качественными продуктами – в Нарву…
Централистами из различных столиц трансграничность воспринимается как маргинальность. Трансграничники отвечают анекдотами: «Нарва – город маленький. Но у нее два больших пригорода – Таллинн и Петербург».
Несмотря на то, что политики имперской России к трансграничности относятся подозрительно, русской интеллектуальной элитой этот феномен осмыслен лучше других. Впрочем, это традиционно: «нам внятно всё – и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений…» Есть книга таинственного Михаила Ведяшкина «Социология трансграничности» – хотя скорее это уже метасоциология, уводящая в философско-психологические глубины…
Один из фрагментов этой книги уже давно гуляет по сети, иногда даже без указания автора – как тот самый Ёжик:
«Композиция сказки «Ёжик в тумане» построена на пространственном перемещении главного героя вдоль границы двух миров – реального и потустороннего. Ёжик отправляется в путь в сумерках, в период перехода от дневного света к ночной тьме.
Самое главное существо, ради которого Ёжик спускается в туман, – Белая Лошадь, утонувшая в тумане по грудь. Она имеет белую масть, что сразу переводит её в систему образов загробного мира. Конь не только в религии, но и в сказках представляется заупокойным животным. Основная функция коня – посредничество между двумя царствами. Поэтому стремление Ёжика узнать, что происходит с лошадью, можно оценивать как интерес к явлениям потустороннего мира, а само путешествия героя сказки – как Путь познания, проходящий через границу двух миров.
Символом такого знания становится встреченное Ёжиком дерево – огромный Дуб. Это яркий образ Мирового Древа, которое топографически проходит сквозь границы трёх миров – хтонического, земного и небесного, являя собой структуру Космоса.
Величие дерева так потрясает Ёжика, что он теряет узелок с малиновым вареньем для Медвежонка – волшебный предмет, символизирующий связь героя с реальным миром. Характерно, что находит и приносит узелок Собака – существо, являющееся проводником в царство мёртвых (египетский Анубис).
На пути в тумане Ёжику встречается Река – важный мифологический символ, элемент сакральной топографии. Ёжик падает в воду, переживая своего рода смерть (его понесло вниз по течению). Но и в реке обнаруживается добрый дух – безмолвно говорящая невидимая Рыба, как некий эквивалент нижнего мира, царства мёртвых. Рыба выносит Ёжика на другой берег, на землю – средний мир, центр космоса и начало жизни.
Целью путешествия Ёжика была встреча с Медвежонком – они вместе считали звёзды (символ верхнего мира в архаической мифологии). В этом виден мотив познания, и одновременно подтверждение другого сакрального знания – о бессмертии. Ярким подтверждением такого знания являются постоянно сгорающие в огне можжевеловые веточки, на которых Медвежонок (ещё один архаичный хтонический символ) ставит самовар. С можжевельником в мифологических представлениях устойчиво связывается символика смерти и её преодоления как начала вечной жизни. Ёжик настолько потрясён открывшейся для него картиной вселенной, что остаётся безучастным к действиям Медвежонка и продолжает размышлять о действиях Белой Лошади в тумане, т.е. его сознание продолжает оставаться на границе двух миров, на зыбкой грани сознательного и бессознательного осмысления бытия».
Возникает четкое впечатление, что это именно карельская сказка – возможно, по мотивам калевальских рун. Ибо налицо множество характерных региональных атрибутов: трансграничность, лес, туман, река, рыба, самовар, варенье, медведь (на гербе), звезды (первый карельский флаг Otava)…
Политическая трансграничность способна точно так же снести крышу – поэтому ее и опасаются. Сеть европейских регионалистских движений, которые более не привязаны к той или иной бывшей имперской столице (Лондону, Парижу, Берлину, Мадриду…), но напрямую общаются на пространстве всего континента, напрочь ломает привычную картину мира у иных московских идеологов, все еще живущих схемами прошлого…
В России пока граница одна, как и положено для империи – между «столицей» и «провинцией». А взыскуемая многими граница эпох будет пересечена, когда у нас возникнет живая региональная трансграничность. Но к борьбе централистской «власти» и «оппозиции» это не имеет никакого отношения…
Напечатано с разрешением. Оригинал: http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Transgranichniki