Вчера пошли мы в Эрмитаж. Побродили по залам – красота, одно слово. И сколько в ту красоту было уложено раздумий и сил, и сколько народа на всем этом полегло.
И цари вели себя как-то разумно. Хотя, Екатерина Первая прожила после смерти Петра совсем недолго, всего два года, но за это время успела промотать миллион рублей.
Да и Екатерина Вторая тратила миллионы на фаворитов, за что на нее как-то наорал сам Державин: «Тратишь государские деньги на своих ё…ей!» — а она при этом только и говорила: «Он на меня орал». И Державину ничего не было. Екатерина потому и была Великая, что все свое оставляла за порогом власти. И если человек был нужен государству, то она умела привлечь его на службу и наградить, хотя и могла его не то, что не любить, а и ненавидеть.
Много их было – русских государей. И Анна Иоанновна, стреляющая ворон из окон Зимнего, и Николай Второй, пригласивший Листа во дворец. Лист играл что-то, а Николай с генералом громко беседовал. Лист перестал играть.
«В чем дело, господин Лист?» – спросил Николай.
«Ваше величество, когда вы говорите, музыка должна молчать!» – ответил пианист.
«Господин Лист, вас внизу ждет карета», – сказал государь.
Ференц Лист встал, поклонился, и вышел. Больше его во дворец не приглашали, а за Николаем Вторым закрепилась слава настоящего солдафона.
Может быть, он и солдафон. Наверное. Но комплекса маленького человека у него уж точно не было, и в музеях он харчевню не устраивал.
Как-то Владим Владимыч захотели отобедать тут, в Эрмитаже, в царских столовых.
И отобедали. С японскими политическими и государственными деятелями. На обеде было столько всяких изысков – мясо, рыба, снова мясо – что дипломаты объелись.
А потом они бегали в туалет и их там тошнило. Блевали-с.
Позже в Эрмитаже перестроили этот туалет – царский был очень тесен. Теперь он большой – есть, где развернуться и отметать харч по всем стенам.
А хорошо, что у нас в Петербурге есть еще Эрмитаж.
