Близнецы

Девочки родились в 1922 году, в семье потомственного рыбака из города Феодосия. Феодосия, плодородная крымская земля, где тяжелая трудовая жизнь складывалась неплохо и даже изобильно. Первый случай рождения близнецов в семье обсуждался бурно и заблаговременно: еще за два месяца до родов взволнованной матери была сообщена удивительная весть. Старый акушер, уверенный в своем стетоскопе и чуткости пальцев, не ошибся, и малышки получили свое первое крещение в теплый день начала марта, уже цвели тамариски. Отец был счастлив, и выставил в порту бочонок самодельного кислого вина. Имена дочкам нашел самые красивые, какие только смог.

Вера и Раечка росли, учились в школе, после седьмого класса поступили в Симферопольское педучилище и успешно закончили его. Вера вышла замуж за студента консерватории, скрипача звонкой фамилии Минц, и в декабре сорокового года родила хорошенького лысого мальчика. Раечка работала учительницей в родном городе, ее отец так же выходил в море, так начался год сорок первый, а как он продолжился, известно всем.

Верин муж, скрипач звонкой фамилии Минц, отправился на ускоренную трехмесячную подготовку артиллеристов в Пензу, Вера с сыном перебралась в родительский дом. Ждали писем, ждали сводок по радио, продолжали работать в колхозе. Отец воевал, сестры собирали виноград. Осенью пришли «первые» немцы, зашли во дворы, посмотрели и ушли — дальше и вперед. Вторая волна оккупантов повела себя по-другому. Немедленно начались облавы на коммунистов, политработников и евреев. Был избран староста, мгновенно нашлись желающие работать полицаями.

В один из дней в дом зашли двое немцев и один русский, переводчик. Объявили, что Веру и Раечку забирают завтра в Симферополь. Записали фамилии и прочие данные. «Зачем?»- спросила Вера, прижимая к себе своего мальчика. «Надо ехать, убираться там. Мыть полы умеешь? Мыть окна можешь?» — ответил один из немцев через переводчика.

Приехали в Симферополь, к большому старинному зданию близ железнодорожного вокзала. Зашли внутрь. Белоснежный мрамор просторного вестибюля совершенно не нуждался в дополнительной уборке. Вера села на сияющий пол и заплакала. Раечка опустилась рядом. Страшно было уезжать. Так всю ночь и просидели, проплакали, а утром уже, когда стало светло, подъехал эшелон. Шум, плач, крики, проклятья, чей-то обморок, стоны. Девушек быстро вытащили, и без церемоний прямо швырнули в вагон. Отрывистые немецкие команды, «schneller, schneller!»

Погрузили, вагон был товарный, окна зарешечены, всю дальнюю дорогу не давали ни хлеба, ни воды, никто не знал, сколько времени прошло в пути. И куда этот путь ведет. Голодные люди, дошедшие до края, падали на перроне незнакомого чистенького вокзала.

Оказалось, небольшой австрийский город. Прибывших разбили на группы, искупали в бане, продезинфицировали и остригли наголо — боролись с вошью. Дошли до лагеря. Территория была обнесена высоким забором, по периметру – колючая проволока, постовые с собаками, лай, крики. Казармы в виде огромных прямоугольных залов, двухъярусные нары, матрасы, набитые соломой. Вечером выдали по тарелке супа и куску хлеба. Вера отказалась от еды. Напрасно Раечка увещевала, уговаривала.

Следующим утром повели на завод, показали, кому, где работать, Раечку поставили к токарному станку, и Веру тоже. Работали на заводе в основном пленные — русские, поляки, чехи, шесть дней в неделю, воскресенье – выходной.

Через месяц Вера уже не могла встать со своего матраса. Этот день был будничным, но почему-то на работу никого не повели, а выстроили на плацу в двойную шеренгу. Какие-то высокие немецкие чины прохаживались вдоль и говорили о чем-то очень громко. Слово «Zwillinge» звенело и повторялось. «Zwillinge», «Zwillinge» — близнецы, шепотом перевели Раечке соседки по строю. Ищут близнецов, для испытания новых лекарств, Раечка насторожилась. Вере просто необходима медицинская помощь, подумала она, а если испытания новых лекарств, то ими, наверняка, занимаются врачи! Раечка шагнула вперед и объявила, что они с сестрой близнецы. Высокие немецкие чины заинтересовались, немедленно затребовали Веру. Вера стояла в заднем ряду, поддерживаемая с двух сторон.

«Врешь, собака!» — рявкнул Раечке в лицо сначала высокий немецкий чин по-немецки, потом переводчик по-русски. «Этот заморыш никак не твоя сестра-близнец!»

Еще покричали пару минут, черный мерседес развернулся и отъехал. Раечка расстроилась, не ведая, что только что избежала мучительной смерти. Вера же умерла еще через три недели.

Прошло три года. Каждый день был повторением предыдущего: подъем, построение, маршем на завод, станок, десять часов труда, построение, маршем в лагерь. Невыносима была неизвестность. Город никогда не бомбили, боевые действия не велись. Информации о событиях в мире не поступало.

В один майский день колонну пленных довели традиционно под конвоем до заводских ворот и внезапно оставили. Гитлеровские солдаты и офицеры торопливо удалились – кто на мотоцикле, кто на автомобиле, а кто просто строевым шагом.

Раечка удивленно прошла несколько кварталов. Там находилась центральная площадь. Она была полна взволнованных людей, все говорили о победе — на разных языках.

По улицам ехали советские грузовые машины, собирали бывших пленных в пересылочный лагерь, забрали и Раечку. Около недели спали буквально в чистом поле, практически не ели, воды выдавали – котелок в день. Вызывали на беседы в специально оборудованное помещение, расспрашивали о роде деятельности в плену, о месте прежнего жительства. Потом подогнали эшелон, плотно набили вагоны людьми. Долго ехали до Ташкента. В пути не кормили. Люди умирали десятками, их выбрасывали из вагонов на ходу, состав не останавливался ни на одной станции. В Раечкином вагоне было человек пятьдесят, доехала едва треть. В самом начале лета прибыли в город Ташкент. Оглушила страшная жара, сухой воздух царапал горло и нос, очень хотелось пить. Как за чудом, наблюдала Раечка за утренним появлением воды в арыках: красное высушенное дно небыстро превращалось в ручей, сначала мелкий, потом хороший. Падали в этот арык, умывались, жадно пили воду, плакали, мешали воду с солеными слезами.

Потом началась жизнь, она была целиком новая: с новыми правилами, новыми людьми, на новом месте, в новом климате, в новом статусе. Раечка узнала, что ее родители, зять и племянница погибли, еще в сорок третьем. С сентября смогла устроиться учителем в школу. Честно работала. Снимала угол у сморщенной старой узбечки, похожей на урюк. Почти пятьдесят лет она еженедельно отмечалась в комендатуре, ни единого раза не пропустила. В один из визитов познакомилась с товарищем по спецпереселению – татарином Кемалем. Через полгода поженились. Трое сыновей родилось в течение десяти лет. Двое – близнецы, хорошие мальчики, но абсолютно не похожие. Как не были похожи на плацу немецкого лагеря две сестры – Раечка и Вера.