Психологический портрет

— Женщина, вот вы меня простите, но я спрошу, — обратилась ко мне попутчица в маршрутном такси, — вы сейчас говорили по телефону, что едете в тридцать седьмом. А ведь это первый!

— Как это первый, — сказала я, — тридцать седьмой.

Я даже немного испугалась и посмотрела в окно. Из окна на меня посмотрел Виктор Шендерович. Он висел на заборе. Приглашал на свой концерт. Я отвернулась.

— Первый-первый, — решительно склонила голову попутчица, — уж я-то знаю. Всегда на нем возвращаюсь от сына со снохой. Моя сноха сломала ключицу. И еще что-то там, в организме. Упала с лошади, ничего страшного. Теперь приходится их кормить, потому что она крышку от кастрюли поднять не может, ложкой покрутить. Вчера сделала восемь порций бефстроганов. Сегодня приготовлю утку по-пакистански. Завтра — борщ с карасями. Но я просто к тому, что это не тридцать седьмой.

За приятной беседой я чуть не пропустила нужную остановку. Посмотрела номер автобуса. Естественно, это был тридцать седьмой. Улица Коммунистическая красовалась новой тротуарной плиткой. Плитку подметали таджики с лицами оттенка осенних листьев. Таджиками вяло командовал мужчина в сером костюме. Он хотел, чтобы после уборки тротуара таджики занялись двором. Таджики отказывались, апеллируя к совести мужчины. Они хотели обеденного перерыва и зарплаты, они грозились немедленно покинуть рабочее место и в понедельник «выйти к Петрову». Что такое «выйти к Петрову» я не знала, но мужчина махнул рукой и сказал:

— Хоть к Васечкину.

Таджики не поняли, а я громко засмеялась. Пошла себе дальше. Меня ждал фотограф. Чтобы сфотографировать для журнала Собака. Было велено надеть белую рубашку и принести чистое лицо. Если моя рубашка не подойдет, мне выдадут другую. Там много рубашек, очевидно. Студия располагалась на пятом этаже здания запутанной планировки. Но я ничего, не потерялась. На всех лестничных площадках курили девушки. Некоторые одной рукой курили, а другой пили коктейль из алюминиевых банок. По пути я услышала о никуда не годной японской диете, секции акробатического рок-н-ролла, распродаже в обувном магазине, головной боли, креме для рук, новом любовнике и отвратительном характере начальника. Последняя тема оказалась самой интересной.

— Вызывает всех, кладет перед собой рабочие проекты, потом громко комкает и по очереди кидает каждому в лицо, — рассказывала длинноногая брюнетка в кожаных шортах и ярко-синих высоких сапогах.

— А вы что? – распахивала глаза ее собеседница.

— Мы поднимаем и расправляем, конечно, — объяснила брюнетка. – А кто не поднимет, в того он бросает слоном. Подарили ему каменного слона, на нашу голову.

На самых подступах к нужному офису меня схватил за руку невысокий и очень худой человек.

— Телефон купи, нокию, — густо зашептал он, — за три тыщи отдам.

Показал мне новую модель нокийного смартфона. Скрывал ее под верхней одеждой.

— Не надо, — испугалась я.

— А вот это? – он вынул из кармана искусно выточенный из дерева пенис, небольшой.

Я в ужасе отказалась.

— Ну и дура, — сказал дядька.

Далее меня приветствовал собственно фотограф. Это был очень молодой человек с нарядной прической. Я бы не дала ему больше двадцати трех лет. Еще меня приветствовал визажист, симпатичная девушка в короткой юбке, за эластичный пояс которой она поместила айфон, чтобы слушать музыку. Наушники терялись в массе светлых волос.

— Меня Ира зовут, — сказала визажист дружелюбно.

Студия представляла собой довольно большое помещение, разделенное на зоны: вот тут делают фотографии, вот тут их обрабатывают, а вот тут гримируют, много зеркал и яркий свет.

Я вскарабкалась на барный стул из гладкой алой пластмассы. На таких сидят обычно модели, а вокруг прыгают ассистенты с кисточками и пудрой. Ира принялась вытирать меня салфетками. При этом она легко пританцовывала под слышную только ей музыку. В студии появился еще один фотограф, молодой и еще моложе. Почувствовав смрадное дыхание собственной подступающей пенсии, я закусила губу. Визажист Ира нахмурилась и велела расслабить лицо. Второй фотограф взогрел чайник.

— Ну, ты даешь, — сказал ему первый фотограф, — я посмотрел свадьбу. Везде горизонт завален. Что за работа! Говно какое-то.

— А я, — ответил второй фотограф, — когда веду репортажную съемку, на такие мелочи не обращаю внимания. Тут не горизонт главное. А движения, эмоции. Жизнь!

— Горизонт – тоже главное, — сказал первый.- Уж ты-то должен понимать.

И они завели занятный разговор, оперируя трудными для воспроизведения терминами. Баланс белого тоже присутствовал. Ира щедро мазала мои щеки тональным кремом. Она использовала мягкий спонж. Я заметила – это был дорогостоящий тональный крем от Dior.

— Алло, — внезапно сказала Ира, — да, я могу говорить, только работаю. Сегодня устала, как не знаю, кто. С утра на москиновском показе, замучилась. Эти модели такие глупые! Спрашивают: а потом нам можно голову помыть? Да по мне хоть ты обрей свою тупую башку! Да, да. Да.

— У меня одна модель слилась с завтрашнего мастер-класса, — вспомнил первый фотограф, — надо искать сейчас.

— Найдешь, — утешил второй.

— Ясное дело, — согласился первый, — но все равно времени жалко. Все было договорено. И вот тебе.

Помолчали. Второй фотограф рассматривал что-то на мониторе.

— Смотри, как люди себя называют! – восхитился он, — студия современного фото «Квадратный объектив».

— Нам бы тоже нужен ребрендинг, — сказал первый фотограф. – Но деньги! Где взять деньги, не совсем понятно.

— Да, — сказал второй. – Деньги – это да.

— Деньги – это нет, — засмеялся первый.

— Алло, — сказала Ира, — ну что, вы сегодня к нам приезжаете? Учти, мне еще уроки с Петей делать, а Катю – на танцы. Юсупова не придет. Она в депрессии, её муж опять бросил.

Ира вздохнула, вооружилась новой кисточкой и попыталась замаскировать мои фамильные круги под глазами. Круги не сдавались, через слои профессионального грима предательски темнели, намекая на нездоровый образ жизни, недостаток сна и общую разруху. Махнув на круги рукой, Ира набрала на кисть темно-коричневого, и мастерски изобразила впалость щек. Никогда я еще не была столь прекрасной. Брови взлетали. Лоб выглядел младенчески гладким. Даже ушам перепало пудры. Чтобы не подвели в ответственный момент.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала с ее глазами и губами? – деловито поинтересовалась Ира у фотографа номер один.

— На твое усмотрение, — ответил тот. – Но не слишком. У нас будет мягкий свет, и никаких этих стрелок, пожалуйста.

— А смоки айс? – проблеяла я.

Визажист Ира рассмеялась мне в лицо. Следующие двадцать минут я по команде закрывала и открывала глаза. Оставалось буквально накрасить ресницы, как в студии появился уже следующий клиент, очень нетерпеливый и важный. Его сопровождал телохранитель.

— У меня мало времени, — строго сказал важный клиент. Бледно-розовая рубашка натянулась на его пухлых плечах. Телохранитель передернул автоматный затвор. С недокрашенными ресницами я заняла место под источником света. На прожектор с лампой надели огромную штуковину в форме неправильной призмы, она имела стенки из белого материала и являла собой, по сути, фильтр. Мягкий свет, как и было сказано. Я сразу поняла, что призма способна на меня упасть. Она нежно раскачивалась, колыхалась.

Торопливый клиент занял место на алом барном табурете. Визажист Ира прикоснулась к его носу спонжем. Телохранитель рассеянно окапывался на местности.

Фотограф номер один указывал мне, в какую сторону смотреть и как повернуть голову. Поднять подбородок. Взгляд выше камеры. Взгляд в камеру. Вниз. И да, я еще сняла цепочку. Белая рубашка сошла за годную. А фотографии будут черно-белыми, такой концепт.

— Такой концепт, — проговорил первый фотограф, скосив глаза на важного клиента, и особенно на его телохранителя, — психологический портрет, ничего лишнего. Только черты лица и мысль в глазах.

Я немедленно зажмурилась. Чтобы не разочаровывать доброго человека. Фильтр-призма бесшумно рухнул в шаге от моей красиво оформленной головы. Есть какие-то вещи, и они неизбежно происходят: люди падают с лошади, ломают ключицы, подметают листья, изменяют мужьям, воруют мобильники, заваливают горизонт, пудрят лоб, передергивают затворы и бросают жен. И так без конца – по кругу, по кругу, отвергая себя, свою истинную сущность, или наоборот. Зависит от точки зрения.