Городская набережная:

история, неприятная во всех отношениях

«Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян…»

Н.В. Гоголь, «Мертвые души»

Спускаемся с сыном по лестнице, закрываем подъездную дверь, переходим дорогу, оказываемся на набережной. Через полчаса сын отправится с гимназией на прогулку по Волге, надо купить недостающей минеральной воды. «Минимум два литра», — строго сказала классная руководительница, сын лоббирует кока-колу и настаивает на большом количестве стеклянных миниатюрных бутылочек, предложение отвергаю.

На набережной хорошо, пусто, ночью шел дождь, пахнет мокрой травой и разными листьями – еще зеленые встречаются на земле с уже желтыми. Небывалый урожай каштанов, каштановые деревья горделиво склоняют отягченные ветки, они сплошь унизаны коричневыми плодами в форме морских рогатых мин. Если хорошенько потрясти ветвь, каштаны падают, глухо стукаются об асфальт, их можно собирать и сушить для коллекции.

Цветочный киоск округлого фасада. Невзрачный спортбар «Семь дней». Пыльный аэростат «Бирхауса». Чуть ниже — два кафе попроще, расстояние между ними метров пять или три, или десять. Более правое кафе имеет название «Жигули», а более левое – «То, что надо». Причем более правое кафе совсем недавно звалось по-иному, дай Бог памяти. Приходит в голову «Самарочка», но это я путаю с Чкаловским спуском, там есть кафе «Самарочка», или даже два. Одним владеет армянин и держит в ассортименте аутентичные минеральные воды и пиво, а второе я могла из головы выдумать. Когда фантазии встречаются со словоохотливостью — результаты бывают разными.

Навстречу бегут две девушки, утренний кросс, в ушах наушники, грамотные кроссовки, спортивные костюмы – бледно-желтый и цвета пламени. Бледно-желтая резко выдергивает наушник подруги и произносит сердито:

— А я тебе еще раз говорю, не ходи сегодня! Он тебя не стоит, все время врет!

Цвет пламени грустнеет:

— Ну почему сразу врет?

— А как же? – бледно-желтая даже останавливается, — врет, сказал, что Шуберта играет, Моцарта! А у самого даже никакого пианино дома нет! На чем он играет? На губной гармошке?

Желание выглядеть лучше встречается с недостатком возможностей — рождается ложь.

Минуем прекрасных спорщиц, привычно провожу рукой по чугунной ограде, шероховатый металл влажный, мокрый песок уложен ветром красивыми волнами, тополя роняют листы, некоторые плавают в воде желто-зелеными пароходиками. Ненадолго выглядывает солнце, деревья немедленно начинают отбрасывать длинные тени к береговой кромке.

— Мама, — спрашивает сын, — а мы что, на окраине живем?

— Почему это на окраине? — тихо возмущаюсь. — Мы в самом центре живем, чтобы ты знал! Исторический центр!

— Никакой это не центр, — сын размашисто показывает рукой на безлюдный пляж, — вот же город кончается! Дальше – только Волга. Следовательно, это окраина…

— Понимаешь, — говорю я, — так уж сложилось, что набережная — всегда центр Самары. Главное место города.

Проходим мимо коричневых оттенков павильона «Пан-Картофан», он уже открыт – демократично, с восьми утра, два мужчины в черных пиджаках и белах рубашках бегло едят сандвичи с сыром и ветчиной.

— Ты брошюры почему не взял? — громко говорит первый. — Без брошюр я не буду!..

— Будешь, куда денешься, — равнодушно отвечает второй и поправляет свободный узел галстука в полоску.

Смуглые женщины в оранжевом скрежещут по асфальту ветхими метлами, переговариваясь гортанно и не по-русски. Старая метла по-старому метет.

В октябре по городской набережной заметут новыми метлами. Вопрос о выставлении прав аренды двух очередей на аукцион уже решен, и аукцион состоится. Можно было бы добавить: в любую погоду, но это выражение не относится к проведению торгов и заключению договоров аренды. Десять лет, два пролета набережной – Старая и Новая, так уж принято их называть. Мэрия встретится с частным капиталом — пересекающиеся множества, набегающие друг на друга разноцветные круги, синий на желтый, получается зеленый, внутри проставляются цифры, в данном случае говорят о ста двадцати пяти миллионах.

Сто двадцать пять миллионов рублей издалека кажутся огромным числом, ах, если бы у меня было сто двадцать пять миллионов рублей, я бы… я бы… Но десять лет, масштаб города, набережная полностью?..

Схема представляется простой: администрация на излете службы устраивает потешные торги, неслучайные арендаторы по забавной цене получают право десять лет делать с набережной если не все, что захотят, то многое. Например, увеличить количество летних кафе в сто пятьдесят шесть раз. Да, арендаторам придется тяжеловато, но ничего, справятся.

Но может быть, все будет иначе, скажет какой-нибудь житель города. Вот эта грустная девушка в алом «адидасе», например. Частный капитал встретится с желанием служить городу, творить добро и пускать хлеб по водам. В руках социально направленного арендатора все станет вокруг голубым и зеленым, на аллеях появятся беседки, увитые розами, и удобные скамейки. Здесь расположится поле для мини-гольфа, здесь – крытый каток, тут – площадка для керлинга. Крытая. Все-таки лед, он склонен к таянию. Из питьевых фонтанчиков забьют струи вкусной артезианской воды, дети получат мини-диснейленд, аквапарк и веселый кинотеатр «Антошка». И каменный мост. Ах, как хорошо будет! Не будет.

Есть такое понятие: маниловщина. По имени характерного персонажа «Мертвых душ», помещика Манилова — «употребляется как символ прожектёрства, беспочвенно мечтательного, оторванного от реальной действительности отношения к окружающему, пустого фантазёрства, беспринципного благодушия». Девушка подавленно молчит, спортивный костюм переливается всеми оттенками красного.

— Мама, — радуется сын, — смотри, настоящие чистильщики бассейна!

Фонтан на Ленинградском спуске обезвожен, внутри несколько работников усердно счищают зеленый мохнатый налет скребками на длинных ручках.

Рядом ветшающее строение странного заведения с названием «Дастархан», на моей памяти оно никогда не работало, зато снабжено отдельно стоящим подсобным помещением, таким сарайчиком, просто «храм уединённого размышления», где помещик Манилов держал годами книгу, заложенную на одной и той же странице. На четырнадцатой.

Руины немонументального долгостроя слева, пластиковые лавки, украшенные рекламными блоками, на одной спит бородатый мужчина в пиджаке на голое тело и сапогах. Киоск по продаже поп-корна справа, на нем прыгающие буквы «у счастья есть вкус», остается предположить, что это вкус поп-корна. Пошлость встречается с амбициозностью – излюбленный местный вариант.

Подходим к Речному вокзалу, сын сдержанно радуется, здоровается с одноклассниками, слышу, как объясняет хорошенькому светлоголовому мальчику:

— Мы живем в центре, потому что Волга – главное место города, понял?

Мальчик не спорит, соглашается. Главное место города, место, где река встречается с берегом, гранитный столб — с решеткой ограды, липа — с каштаном, роза — с анютиными глазками, люди — друг с другом.

Возвращаются подруги-спортсменки, бледно-желтая и огненно-алая, дышат тяжело, одна говорит другой:

— Да мне плевать, понимаешь? Пусть врет. Я это делаю для себя, не для него. Я все нашла в себе.

Смуглые женщины в оранжевом опустошают урны, у них в руках объемные пакеты для мусора, и вот уже подъехала грузовая машина в помощь.

Свидетели Иеговы в черных пиджаках бодро шагают навстречу рабочему дню — без брошюр, но полные энтузиазма, их ожидают потенциальные прихожане, и не исключено, что кто-то узреет Бога уже сегодня.

Чистильщики фонтана уже не видны, но наверняка трудятся, в обед купят краковской колбасы и охотно съедят с хлебом.

Хочется завязать все узлы, состыковать все линии, замкнуть круг, поставить точки. Не хочется думать, что власть очередной раз встречается с коррупцией, а ты – с привычным равнодушием. Да что там равнодушием. С любовно выстроенной системой отчуждения власть предержащих от нужд многотысячной черни. Не хочется думать, что чернь – это ты.

Не хочется думать слишком о многом. О людях, принимающих решения, живущих в каких-то мнимых мирах, они не проходят по улицам, не гуляют по паркам, не пьют пиво на неудобных скамейках и не покупают детям поп-корн со вкусом счастья. К их ботинкам не прилипает строительный и другой мусор, в материал их одежд не впитывается навязчивый запах скверных шашлыков. Они проезжают быстро и мимо на дорогих автомобилях со специальными номерами и комбинациями букв, и уже который раз ничего не изменится со сменой состава пассажиров.

Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа.