Лавки с названием секонд-хенд появились в России в начале девяностых годов прошлого века, но подобный формат торговли нельзя было назвать революционным — в Советском Союзе великолепно процветали комиссионные магазины. Правда, здесь где на первый план выходил человеческий фактор, кадры решали всё — без «своего» продавца посещать «комиссионку» смысла не имело, зато со «своим» продавцом – очень даже имело. Порой «свой» продавец подрабатывал на дому, назывался спекулянтом, и телефон его передавался жарким шепотом из уст в уста.
Ирина: «Когда я училась в десятом классе, мама договорилась со своей коллегой-модницей, чтобы та отвела меня к спекулянтке. Мне нужны были выходные туфли с прицелом на дальнейшее поступление в институт, чтобы прилично выглядеть. И мы пошли. Причем спекулянтка предупредила, чтобы одновременно появлялись не более двух человек. Коллега-модница сопровождала меня, а мама ждала в скверике. Квартира спекулянтки располагалась в старом доме напротив универсама «Юность», у входной двери висели штук пять разных звонков: Ивановым – 3 раза, Петровым – четыре. Мы прозвонили условным сигналом, отворила спекулянтка. Плавно ступала в шелковом халате, на спине – дракон. Провела нас по коридору, встречались соседи, злобно фыркали и раздраженно шипели. В комнате мы разговаривали шепотом, звук телевизора был выставлен на максимум. По роду своей деятельности спекулянтка прекрасно попадала под статью УК, и страховалась. А туфли мы купили, прекрасные туфли коричневой лаковой кожи, квадратный высокий каблук, последний писк моды одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года».
Помимо «комиссионок» в меру благополучно существовали блошиные рынки, терпеливо собирающие в своих рядах историю страны, города и мира. Настоящие этнографические музеи, археологические экспедиции!
Владимир: «Большая «толкучка» под названием Цыганка располагалась на улице Коммунистической, там можно было купить что угодно: от резиновой прокладки для крана до монгольских унтов на собаке. Открыто предлагались вещи подержанные, а новые — из-под полы . Торговец таинственно спрашивал: «Сапоги нужны? Австрия, тридцать седьмой размер», и показывал кусок голенища. Почему-то продавцы курсировали со своим товаром, а не стояли на каких-то определенных местах. Помню, как-то пришли на Цыганку с товарищем, искали пылесос – товарищ каким-то образом испортил материн, и обещал компенсировать ущерб. Во время поисков обратили внимание на старика, очень худого, он продавал бурку – огромное, войлочное пальто без рукавов, зато с кожаными завязками у горла. «Бурка горцу — вместо дома», — говорил этот старик хриплым голосом, над ним подсмеивались, и мой товарищ ужасно эту бурку пожалел и купил, истратив все деньги. Домой вернулся без всякого пылесоса, зато в бурке. Она и сейчас у него висит, на видном месте».
Блошиные рынки живы и теперь; гуляя по рядам, рассматривая развалы, все эти бедные вещицы, можно выстроить круговые и столбчатые диаграммы, нарисовать панорамные картины жизни, и миниатюры тоже. Пожелтевшая инструкция к швейной машине Чайка: «УВАЖАЕМЫЙ ПОКУПАТЕЛЬ! Выражаем Вам благодарность за покупку швейной машины нашего предприятия…» Самой Чайки нет. «Нету, ничего нету, — машет руками хорошенькая старушка, — все было, все было…»
Толпы маленьких фарфоровых животных, пепельница в виде рыбы с распахнутой пастью, сгруппированные по трое обезьянки (первая закрывает глаза, вторая – уши, третья — рот), слоновьи семьи. Портреты олимпийского мишки, самодельные чеканки, разделочные доски собственного производства. Старая обувь, хорошо поношенная, ботинки грустно повесили языки, шнурки отсутствуют. В стеклянной сфере аквариума — множество авосек, преимущественно темно-красного цвета. На хорошо облупленном жостовском подносе горкой сложены дамские перчатки, ассорти: кожаные, вязаные, из кружев. На первый взгляд двух одинаковых здесь просто нет. «Поищи! – усмехается продавец, — найдешь – твое счастье».
Китайскую кофту с честным сине-зеленым узором забирает без примерки веселая женщина с высокой прической. Издалека кажется, что у нее на голове – папаха. Китайская кофта стоит тридцать рублей, женщина дает пятьдесят и на сдачу получает шелковый шейный платок. Уходит, счастливая. Рапортует в айфон третьего поколения: «Тридцать рублей! Почти новая!»
Бизнесу «секонд-хенд» почти двести лет, свое начало он берет из Голландии. К нам этот голландский бизнес добрался не так давно, но сразу же обрел верных поклонников. Как бурно все начиналось! В странных подвалах, чуть не лифтовых шахтах выворачивали мешки, набитые зачастую тряпичным мусором, ковырялись в грудах одежд, зажимая нос – прибывший из-за границы скарб подвергался принудительной дезинфекции, и источал специфический запах. Впрочем, он источает запах и сейчас, что может действовать на покупателя успокоительно: никакой заразы, никакой чумы, а то ходили слухи, что чума прилетает в свитерах.
Екатерина: «О, нет, никогда, я не захожу в такие магазины, брезгую. Как-то подруга позвонила мне и попросила взглянуть, как на ней сидит пальто. Пришлось переступить порог, но я чуть не упала в обморок от жуткого смрада, что стоял в маленьком помещении, набитом ужасным барахлом. Было полное ощущение, что тут кто-то умер».
Для некоторых людей охота за модной одеждой превратилась в своеобразный спорт, и проводятся соревнования – забеги и прыжки. Иногда с шестом.
Евгений: « Честно говоря, как началось, не помню, но в итоге мы с приятелями как бы состязаемся, кто отыщет наиболее брендовую и недорогую вещицу в секонде. Допустим, на прошлой неделе я нашел свитер Pringle of Scotland из овечьей шерсти, а вчера – расшитый серебряными нитями жилет от Александра Маккуина. Но вершиной моей коллекции является, безусловно, наикрутейший костюм от Пола Смита, найденный мною в маленьком секонде на Ново-Вокзальной».
Элла: «В прошлом году купила себе новейший сарафан от Лоры Эшли за семьсот рублей. В магазине такой семь тысяч стоит…».
Елена: «Как-то к секондам не очень… может, ошибочно? Но в тех, куда я заходила раньше, мало того, что чудовищно воняло, так и тетки-продавцы были пафосными и высокомерными».
Секонд-хендовые магазины чудесны, правда, не все. Есть такие, они притворяются натуральными отделами готового платья: все висит цинично на вешалках, сияют лампы, зеркала преумножают их свет, и ходят кругами продавцы-консультанты в форменных футболках и с кривыми улыбками; так вот от такого лживого секонда-хенда надо бежать со всех ног.
Надо бежать и бежать, а потом идти и идти, и сносить семь пар железных башмаков, и съесть семь железных хлебов — но отыскать правильный какой-нибудь подвальчик, где одежды лежат текстильными горами на школьных партах, в дальнем углу размещаются весы для ценообразования и скромно сидит женщина-продавец, замотанная в выношенный палантин от Готье. Там и только там можно найти летний эскадовский костюм, диоровскую косынку, шляпу от Филипа Трейси, и корсет на китовом усе от эпатажного английского модельера Джона Гальяно, который на самом деле — Хуан Карлос Антонио.
Разумеется, можно прекрасно обойтись и без корсета на китовом усе от Джона Гальяно. Это не самый необходимый в быту предмет, равно как и шляпа от Филипа Трейси. Но увлекательные раскопки и поиски таких милых вещиц удивительно будоражат, дразнят воображение, подстегивают фантазию и даже заставляют ставить перед собой важные вопросы. Опыт показывает, что на поставленные перед собой важные вопросы чаще всего находятся интересные ответы. В конце концов, как гласит вывеска одного лондонского магазина «секонд-хенд»: «Великие гитаристы каждый день умирают. К счастью для нас, у нас остаются их вещи».