Кольцо

Редакция «Новой в Поволжье»этим рассказом продолжает свой цикл материалов не просто о героях войны, ведь каждый из героев был чьим-то, не было ничьих. Чья-то бабушка, чей-то героический дед, чья-то саомотверженная сестра. Фотографий мало, они скупы. Воспоминания рассказчиков яркие, они прогоняют с фотографий винтажный черный-белый тон, она заставляют видеть в героях — людей. Таких же, как мы. Может, чуть лучше.

Моя бабка была удиви­тельной красоты жен­щина, черно-белые фо­тографии скупы на кра­ски, не разглядишь рыжих волос, зеленых глаз, зато — узкая спина, прямые плечи, приподнятые бро­ви ровными дугами, красавица! И с норовом, в смысле – с характе­ром. Гордая, своенравная, острая на язык, обаяния просто ошело­мительного. Когда она в компани­ях появлялась, женщины вцепля­лись намертво в рукава своих муж­чин и шептали им на ухо всякую ерунду: «Cмотри, как губы-то се­бе намалевала, ни стыда ни сове­сти!» или: «перстней-то понадевала, страна голодает, а она брильянта­ми сверкает, бесстыжая!». А бабке было все равно, она проходила, ки­вала спокойно головой, перстень с крупной жемчужиной прокручива­ла небрежно на пальце, а все вста­вали, и так всегда.

1333943109_img_0678-

С дедом они на фронте по­знакомились. Бабка к на­чалу войны год или два в медицинском институте отучилась, ездила с санитарным по­ездом, медсестрой операционной. Тогда все условно, конечно, было: утром ты операционная сестра, и почти стериль­ными руками подаешь пинцет и за­жим, а вечером — не хватает людей, и соби­раешь раненых вокруг состава, пол­заешь по кровавому снегу. Причем бойца непременно нужно было с орудием и прочим снаряжением до­ставлять, бабка рассказывала. Он сам – килограммов, допустим, во­семьдесят, да винтовка, да каска, да противогаз еще какой-нибудь. Но бабка ничего, справлялась как-то.

Дед артиллеристом был, в со­рок втором году окончил ускорен­ный трехмесячный курс в саратов­ском училище и младшим лейте­нантом пошел на фронт. Под Ста­линградом воевал, одним из пер­вых участвовал в освоении «ка­тюш». Командовал взво­дом специальных разведчиков, для корректировки огня. «Вызываю огонь на себя» — которые рапорту­ют.

На Украине они встрети­лись, в конце сорок тре­тьего. Бабка тем временем в своем поезде служила уже фак­тически врачом – прямым попада­нием был взорван вагон, где нахо­дились оба хирурга, и на весь состав из медперсо­нала остались бабка и старая вра­чиха, по гражданской профессии дерматолог. В санитарном поезде проблемы с кожей были колоссаль­ные, конечно, но все больше не псо­риаз и не лишай. Старая врачиха поезд приняла как началь­ник, а бабке вменили в обязанности оперировать, хорошо, что она мно­го ассистировала и смогла соответ­ствовать.

А деда ранило, и очень нехоро­шо – в живот. Такие ранения счита­лись у бойцов самыми неудачными еще и потому, что медики вообще отказывались их оперировать по прошествии какого-то критическо­го времени, трех часов, по-моему. Такие операции считались бесполезными, нерента­бельными. Дед это хорошо помнил, и на вопрос «когда ранили?» сумел ответить, что два часа назад. И его взялись оперировать. Бабка взя­лась.

Она рассказывала, что наблюдая в вагоне, как санитары срезают гимна­стерку, пропитанную темной кровью, местами засохшей, подумала, что ей откуда-то известен этот старший лейтенант, странно знакомым ей показалось и узкое лицо с ямкой на подбородке, и нео­бычно маленькие для мужчины ру­ки.

Принялась оперировать. Вну­три все было плохо, и уже начался перитонит. Все мыть, все чистить, бороться. Антибиотиков тогда не было в достаточном коли­честве, а в поезде их не было вообще – только в госпиталях, но до госпи­таля дед бы не доехал. Можно бы­ло достать лекарство каким-то сложным пу­тем, типа приобретения на черном рынке, и бабка пошла этим слож­ным путем.

Антибиотики были обменены именно на тот самый перстень, пре­много огорчавший бабкиных дово­енных соперниц. Правда, она гово­рит, что бриллианты там были пло­хонькие, крошка, зато жемчужина в центре – отличная.

Несмотря на двадцатича­совой рабочий день, баб­ка находила время, наве­щала деда, пыталась под­кармливать – на полустанках выме­нивала у старух кислое молоко, кар­тошку, санитарки варили и толкли в пюре. Кормила первое время с ло­жечки. Он отказывался, голову сла­бую отворачивал, настаивал, чтобы бабка поела сама – очень худая бы­ла. От слабости покачивалась. Так они и съедали тарелку – дед ложку, бабка ложку. Позже сдала его в госпиталь, в каком-то южном городе. Когда прощались, она строго сказала, что не поправиться он не имеет права, так как за это уплачено единствен­ной драгоценностью, остававшейся у нее от матери. Дед принял к сведе­нию. Попросил разрешения ей пи­сать. Бабка позволила.

Сам-то он из Одессы был. Его родители погибли в оккупации. Войну он за­кончил в Польше, после окончания дослуживал в малень­ком военном городке в Прибалти­ке. Военную карьеру продолжать не хотел, хотя дослужился до майора и был в почете. Демобилизовался в конце сорок пятого года. И не сра­зу поехал бабку брать приступом. А несколько месяцев работал на лесо­заготовках на Севере, зарабатывал на кольцо с бриллиантом. Прекрас­но помню это золотое кольцо, до­статочно уродливое, такого типич­ного советского фасона — без вся­ких, разумеется, бриллиантов, но с красным большим камнем. Не со­хранилось оно. Бабка его с пальца не снимала, так и похоронили.

Приехал дед в Самару, на­шел и улицу, и дом, явил­ся – нарядный, военная форма для старших офи­церов, перстень в кармашке. Цве­тов раздобыл. Думаю, наломал где- то сирени. Продукты редкие в вещ­мешке – и колбаса, и шоколад, и са­ло, и консервы. Бабка ему и гово­рит, первые слова: что-то мы с то­бой при встречах постоянно едим, это довольно цинично в го­лодное для страны время. А дед за­хохотал. Счастлив, конечно, был.

Потому что такая женщина. Где бы ни появлялась в компаниях – все жены немедленно цепко му­жей за рукав хватали, и в ухо вся­кую ерунду свистяще нашептыва­ли: «только посмотри, какая у нее улыбка, сплошное неприличие», «только посмотри, какой вульгар­ный перстень, безвкусица». А бабка проходила вперед. Рыжие волосы, зеленые глаза. Узкая спина, прямые плечи. Нелепый драгоценный пер­стень сверкал беспородным крас­ным камнем. И все мужики встава­ли. И так всегда.

f62a2ccf97a4973757534838e2ac289b

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.