Вы наверняка уверены, что депутаты ничего не делают, а только предлагают запретить кружевные трусы и перекрасить Кремль в желтый цвет. Я и сама так думала, пока не нашла депутата, который работает (правда, работает). Конечно же, это женщина. Подростковый клуб, рюмочная, ремонтные работы, детские площадки, мусорные свалки, чьи-то похороны, письмо в одну государственную организацию, письмо в другую государственную организацию, и еще надо пристроить в какую-то программу ветерана, отчего-то ни в одну из программ не попавшего. 15-й округ, Промышленный район, 12 000 избирателей. Ну, и дети, конечно.
Промышленный район просыпается рано. Промышленному району далеко ехать на работу, и хорошо бы успеть до пробок. Народ идет к остановкам общественного транспорта или удачливо пищит автомобильной сигнализацией. Промышленный район просыпается желтыми листьями под ноги, штукатуркой со стандартных потолков на взъерошенные затылки, растворимым кофе в кружки, солью к ссоре.
Депутат райсовета Елена Молодцова в красном — нет! в алом пальто выходит из подъезда собственного дома по улице Георгия Димитрова. «Это такой болгарский революционер», — мимоходом объясняет депутат Молодцова бравому гастарбайтеру на экскаваторе. Точнее, сначала депутат прикладывает руку к груди и говорит гастарбайтеру так: «Если вы не перенесете вот эту бетонную штуковину туда, а здесь не выкорчуете пень, то я утрачу веру в человечество».
И гастарбайтер, сложное имя которого депутат Молодцова великолепно запомнила, говорит, что придумает, как загородить въезд во двор с этой стороны и выкорчевать пень. «Элегантненько так сделайте», — говорит Молодцова, закуривает и отдает еще какие-то команды группе строительных рабочих. Алое пальто бросает теплый отсвет на ее растревоженное лицо. Но к вечеру бордюр будет установлен, пень выкорчеван, бетонная штуковина без названия установлена в нужное место. Иначе депутат потеряет веру в человечество, а этого допустить нельзя.
Спальный район, блочные дома производства позднего СССР, детские площадки, не вошедшие в программу городского финансирования «двор чего-то там» и напоминающие Стоунхендж, только фиговый – каменные полуразвалившиеся конструкции, металлическая арматура, унылая песочница и самодельные лавки, составленные в кружок. Буквально представляешь, как увлеченно здесь играют дети, особенно по вечерам, катая пустые пивные бутылки и иную тару.
Чахлый газон милосердно покрывают сухие листья, депутат охотно ими шуршит. Горестно смотрит на беседку, выстроенную тоже на закате советской эпохе, добротная кирпичная беседка, наверняка полная фанфуриков, шприцев и что там сейчас употребляют еще. А с виду ничего, такая, готичная. Депутат хочет, чтобы в беседке звучал детский хор, или использовать ее иным образом, помимо собрания местных маргиналов. На стене мелкими буквами надпись «Путин лох». Депутат регистрирует настроения электората.
По ходу следования подростковый клуб «Радуга». Клуб расположен забавно – на втором этаже обычного жилого дома, у клуба нет отдельного входа, и чтобы попасть в подъезд, нужно дождаться, например, чтобы кто-нибудь вышел и открыл дверь. «Второй этаж, — приговаривает депутат, — второй этаж. А ничего, это для Приволжского еще нормального подъезда».
Стены нормального подъезда живо выкрашены голубеньким и очень странно пахнет. Наверное, что-то с мусоропроводом, наверное, он засорился, это бывает. Клуб представляет собой несколько объединенных квартир, и в нем поначалу довольно сложно отыскать верные пути: все время какие-то повороты, коридорчики и все такое. Встречают директор и два тренера — по лыжам и спортивному ориентированию. Лыжник – мужчина, а ориентированием заведует молодая женщина. Все показывают. Вот это у нас тренажерный зал. Вот это у нас комната отдыха. На стене рукописное объявление «Полив цветов – понедельник и четверг». Лист ватмана заклеен фотографиями: ребята на лыжах, ребята в лесу, спортивно ориентируются.
Тренажерный зал безнадежно пуст, лишь в углу горбится скамейка для укрепления пресса, и стоит колченогий стул образца средней школы времен похорон Брежнева. Молодцова звонит в полицию и просит денег. Есть такая профессия: искать спонсоров. «Ну что же такое, — говорит она уполномоченному полицейскому, — вы бы посмотрели на этот тренажерный зал! Нужно же помочь! Но это убожество же какое-то!»
В комнате отдыха на столе одиноко стоит магнитофон, и, кажется, даже кассетный. Лежат шахматы, пара коробок. Шашки тоже лежат. Лото? Нарды? Молодцова клянчит у полиции денег, а директор клуба говорит, волнуясь, что тренажеры – не главное! Главное – соорудить отдельный вход с улицы, а то пожарники пристают. Не будет входа, не будет клуба. Не будет клуба, в беседке из кирпича прибавится юных посетителей, курящих спайс.
Стороннему наблюдателю верится с некоторым трудом, что современный ребенок пойдет в клуб «Радуга» играть в шахматы, лото и спортивно ориентироваться, но вдруг, действительно, кто? Молодцова говорит, что денег она найдет, но клубу надо развиваться. «Чего вы, — говорит Молодцова, — со своими шахматами? Ну какие шахматы? Надо стрелять из лука». И рассказывает, как здорово стрелять из лука, и что это привлечет новых мрачных подростков, и у нее есть практические идеи по собственно организации всего.
Директор садится на табурет. Слушает слегка растерянно. Депутат Молодцова распространяет реально ощутимые энергетические волны – это как если плюхнуть в реку камень, то пойдут круги, и никуда не денешься, закон физики. Энергию Молодцовой ощущает и мужчина в дамском приталенном пальто, завсегдатай распивочной фасадом на Московское шоссе. Мужчина немного отпрыгивает в сторону, и начинает совершать ритмичные движения руками вдоль тела. Будто бы он сам член клуба «Радуга», и совершает забег на лыжах в данный момент.
В распивочной вывешено меню, для всеобщего ознакомления: одна килька стоит 8 рублей, одна крабовая палочка – 12. Недорого; бутерброды в ассортименте – уже 35, копченая сосиска — 40. Это для состоятельных жителей микрорайона.
«Я в эту наливайку уже дважды с полицейским нарядом приезжала, — говорит Молодцова. – Они водку втихаря продают, хоть лицензии на это дело не имеют».
Буфетчица смотрит на депутата как на родную. Мы идем, снова эти листья, один блочный дом, второй такой же, а вот кирпичный дом, из новопостроенных. Надо спешить, писать запросы, совершать звонки, проследить за корчеванием пня. «И совершенно непонятно, что делать с этим отдельным подростковым входом», — говорит Молодцова, шагая в красном – нет, в алом! – пальто по 15-му избирательному округу Промышленного района. Перед ней встаёт не китай-город, не остров буян, а просто кусок Самары из картонных двенадцатиэтажек, где в коробках квартир молодожены вздрагивают при мысли об ипотеке, а супруги со стажем опасаются потерять работу. Там бедный икеевский лоск, плазма в кредит, ноутбуки на коленях, дети в кроватках, старухи в маразме, и идет Молодцова.