Отчего-то этой весной ужасно страдают мои естественные биоритмы. Страдают они так: в десять вечера я засыпаю в любом месте Земли, где бы меня не настиг этот поздний час, зато в половине шестого утра радостно улыбаюсь новому, прекрасному дню. И все бы хорошо, если можно было бы подняться с кровати и новый, прекрасный день начать. Но я резонно думаю, что все нормальные люди еще спят, и мне за себя становится обидно.
Поэтому вставать раньше допустимого общим режимом времени я не рискую, а лежу на спине, по-царски заложив руки за голову, и смотрю на высоком потолке картины дней. Сегодня просмотрела картину дней моей службы в рекламном агентстве.
Немногочисленный коллектив журналистов возглавляла очень забавная девочка, допустим, Виктория. Она была шумная, хохотала басом и охотно пила водку. Как-то в разгар рабочего дня Виктория вошла в рекламный отдел и сказала:
— Ну какого черта у нас опять треснул унитаз? Просто нет возможности справить малую нужду. Просто я сейчас в горе собираюсь и иду в гастроном за водкой. Кто со мной?
С ней никто не пошел. Виктория долго ныла посередине помещения, что надо, надо отдохнуть, потому что голова уже не соображает и мучает мигрень, а глоток-другой спиртного всегда прогоняет ее, викториину мигрень, прочь.
— И так скажите «спасибо», — горячилась Виктория, — что я с гребаной мигренью хожу в вашу шарашку!
Одна из зрелых служительниц поджала тонкие губы и пробормотала, что она за двадцать пять лет труда ни разу не брала больничный, хотя мигрень у нее каждый день, а один раз она даже печень чистила на рабочем месте, чередуя глоток лимонного сока с глотком подсолнечного масла и так три литра подряд, и на рабочем месте у нее вышли несколько огромных камней из желчного пузыря, зеленого цвета, уточнила служительница через паузу.
— Теперь мне понятно, что произошло с унитазом, — стала хохотать басом небрезгливая Виктория и пошла за водкой одна.
Принесла водку и никакой закуски. Ну буквально ни шоколадки, ни яблочка, ни пачки сухариков. Ничего. Забыла приобрести. Может человек забыть? Ни у кого из коллег тоже не удалось обнаружить запасов съестного. Виктория загрустила. Снова тащиться в гастроном она не хотела. Изощренный ум журналистки подсказал ей единственно правильное решение. Она вышла в общий коридор и направилась к офису соседей по зданию — соседи по зданию удачно торговали компьютерами и комплектующими.
Заглянула в просторный начальственный кабинет, где проводилось важное совещание насчет распределения премий по итогам годам или что-то такое же страстное. Просунула свою крупную голову в дверь, туловище оставила в коридоре. Посмотрела минуту-другую, послушала о достижениях фирмы и пройденных ею этапах становления в сложных условиях новых рыночных отношений, пожевала губами и внятно произнесла:
— Эй, программисты! А у вас снеди нету?
Программисты сначала немного удивились, потом немного подумали, и начальник решительно ответил, что, к сожалению, снеди у них нету.
— Эх, — горько вздохнула Виктория, — программисты, а снеди — нету…
И убрала голову обратно в коридор, к своему заскучавшему туловищу.
Через время программисты веселой гурьбой окружили Викторию, превозносили ее как личность, одаривали разными едами и напитками, фраза «программисты, а снеди нету» — надолго сделалась их любимейшей, и даже девизом.
