Сколько-то литров крови (неисторическая версия)

Дом Курлиной – популярный фасад для открытки с видами Самары, памятник архитектуры, трагически известный расстрелами в подвалах то красноармейцев белочехами, то красноармейцев красноармейцами, — после реставрации превратился в Музей Модерна. Историю семьи Курлиных сопровождает множество легенд; особым успехом пользуется история о признании хозяина дома, Александра Георгиевича Курлина, недееспособным. В 1908 году купец Курлин, преуспевающий торговец зерном, посреди полного здоровья был водворен в клинику для душевнобольных, где и провел остаток дней. Лечебница располагалась в деревне Томашев Колок, за восемь километров от города, и в ее постройке хорошо помог в свое время купец Павел Михайлович Журавлев – тесть Курлина и отец его супруги, Курлиной. Александры Павловны.

Александра Павловна с силой стиснула руки и вышла из будуара, запнувшись за порог, который порог тут же в злобе и пнула ногой в остроносой туфле на скошенном каблуке. Захлопнула нарядную дверь. Стекло задребезжало жалобно. Губы Александра Павловна плотно сжала, чтобы не прыгали, и зубы тоже сжала – чтобы не стучали. Оттолкнула бросившуюся к ней прислугу. Глупая девка вздумала рыдать. Ее свежие щеки, не желая даже в горе терять ямочек, выглядели нелепо.

— Полина, ступай! Поди уже во двор.

Две короткие фразы стоили Александре Павловне определенных усилий, стука зубов она сдержать не смогла, и хорошенько лязгнула несколько раз. Прислуга от ужаса хрюкнула и присела. Александра Павловна поколотила ее слегка по ямочковой щеке. Задохнулась. Строгие правила bon ton диктовали затягивать корсет еще туже – сорок два сантиметра, сорок! — и неприлично было превысить этот идеальный объем. Девка прыснула через черный ход во двор. Пробило полдень, обычно в это время Александра Павловна, позавтракавши, выезжала к закройщику Гиршовскому, идеально подгонявшему по фигуре заказанные в приличных торговых домах туалеты. Конечно, идеально было бы жить непосредственно в Париже! Самара часто расстраивала Александру Павловну – скучный город, погряз в невежестве, чиновники берут мелкие взятки и пьют водку, дамы мечтают сбежать с офицерами, соседи держат корову и она развратно мычит.

Из малой гостиной испуганно высунулась горничная со стопкой салфеток. Верхняя спланировала, перевернулась в воздухе, упала к барским ногам. Горничная преглупо охнула.

— Дура! — лязгнула Александра Павловна вторично зубами, — иди отсюда!

Оставшись одна, нервно прошла в гостиную, огромные окна которой занимали поверхность двух стен. Иногда кажется, — говорила в хорошие минуты Александра Павловна, — что к тебе с улицы заходит лошадь. Сейчас минуты у Александры Павловны были плохие.

— Что же делать, — бормотала она, — что же делать!

И даже так:

— Кажется, я погибла.

Погибать не хотелось. Орхидеи, причудливо обрамляющие стены и потолок, молчали. Александра Павловна металась по гостиной, навестила смежную столовую, поморщилась на темные маски мифических божеств. Они никогда ей не нравились, а уж сейчас-то что говорить.

— Он истечет кровью! – тихо крикнула маскам, — кровью! Причем в своей спальне. Что самое неприятное.

Лицо Александры Павловны скривилось от гадливости. Будто бы убоявшись, что рискует навсегда оставить прелестные свои черты искаженными, огладила рукою щеки, стирая истерику. Поправила волосы редкого оттенка славянский орех, уложенные в прическу «черви, крести и пики». Черви представляли собой крупные кудри, крести – кудри поменьше, пики – самые крохотные, сложные в изготовлении.

— Истечет кровью, — сказала подчеркнуто спокойно, — он, наверное, уже и сейчас. Что бы предпринять? Ах, отчего отец именно сегодня уехал в эту Москву!

За окном извозчик лихо крикнул что-то неразборчивое, но дерзкое, заворачивая с Алексеевской на Саратовскую. Две барышни в сопровождении худого студента остановились на перекрестке, при этом студент хлопал себя по ляжкам и хохотал, а барышни хихикали, прикрывая рты платками.

— И эти дуры! – рассвирепела Александра Павловна.

— Барыня, чаю изволите? – сунулась было кухарка.

— Ииииии! – завизжала, наконец, барыня, — иииии!

Побежала наверх. Железная лестница гудела под ногами. Второй этаж дома Александры Павловны представлял собой копию первого, только в уменьшенном масштабе. Двери во все спальни были закрыты, Александра Павловна приникла ухом к одной из. Услышала, уловила еле слышный, но существующий стон, зажала рот ладонью и по стене осела на дубовый паркет пола, юбки нежными волнами опустились вокруг через какое-то время.

Было невозможно, совершенно невозможно поверить, что она, богачка, гордячка, известная в Самаре красавица, сидит на полу собственного дома, некрасиво сгорбившись, и ждет, когда сквозь щель под дверью широкой алой полосой потечет кровь. Сколько литров крови в человеке? Вряд ли Александра Павловна представляла, как выглядит литр чего-либо, но вчера про круги кровообращения очень интересно рассказывал этот молодой врач, как-то его еще звали. То ли Андрей Сергеич, то ли наоборот. Тонкая полоска усов, шелковистое сукно форменного платья, привлекательный докторский чемоданчик.

Александра Павловна резко выпрямилась. Надо врача! Надо этого врача, совершенно верно, он смотрел влюбленно, хорошего воспитания, он непременно поможет. Андрей Сергеич или наоборот.

— И потом, — Александра Павловна дернула узким плечом, — иного выхода, натурально, нет.

Через десять минут возничий (разумеется, Степан) мчал по улице Соборной, прямиком к госпиталю купца Плешанова, выстроенного для неизлечимо больных, но нуждами города превращенного в инфекционную клинику. Именно там должен был осматривать разинутые рты и дифтерийные горла Андрей Сергеич (или наоборот), именно туда возничий вёз короткое письмо.

Александра Павловна, ожидая подмоги, смотрела в тройное окно – вверх, на серое небо, с клочками рваных облаков, на бледную утреннюю луну, и все ей казалось, что это было уже, точно было. Или будет. Пошел дождь.

Доктор вошел в гостиную, стряхивая с широких под мундиром плеч крупные капли, в каждой на мгновение сверкнуло красное злое солнце, и снова пропало. Александра Павловна суетливо взмахнула руками и вдруг затараторила, как давешняя дура с перекрестка:

— Прошу простить мне этот вздорный вызов, но я решительно не знаю, что делать!

— Вам нездоровится, сударыня? – доктор кашлянул, будто бы присоединяясь к ситуации и прощая Александру Павловну. Высокие скулы и чуть узковатые ярко-синие глаза придавали его лицу выражение сдерживаемой страсти.

Александра Павловна прерывисто вздохнула и подала ему руку, приглашая идти за собой. Впоследствии она никогда не могла вспомнить с определенностью, как ей удалось за пару десятков ступеней подробно рассказать незнакомому человеку, что ее муж, Александр Георгиевич Курлин, просвещенный человек, выпускник Московского университета, купец первой гильдии, гласный городской думы, председатель хлебной биржи и любящий муж, был утром застигнут ею в преступном соитии с первокурсником реального училища. Реальное училище любящий муж сам же и содержал, как щедрый попечитель и меценат. Ох, это утро она запомнит навсегда! Сорт чая, цвет калача, и варенье, какое подали к калачу (сливовое, прошлогоднее).

— Столько крови! – прикрыла глаза Александра Павловна. Ей стало чуть-чуть легче.

Доктор нахмурился. Происхождение крови ему было не совсем понятно. Александра Павловна изогнулась с верхней ступени, склонила кудри. Подвела свои пересохшие губы к его аккуратному уху.

— Как же крови-то не быть, — неожиданно спокойно сказала, — когда он себе все отрезал.

— Что отрезал? – переспросил доктор.

— Всё-о-о-о-о, — низко и страшно протянула Александра Павловна, — очень был недоволен собою. Кричал: избавлюсь от греха! Освобожусь от проклятых чресел! И освободился, ничего не скажешь.

Доктор смотрел с некоторым недоверием. Возможно, прикидывал про себя, сколь далеко зашло помешательство барыни. И что следует предпринять в первую очередь.

— Смотрите, — Александра Павловна указала красивой головой на неширокую, но все же реку крови, вытекающую из-под двери. По реке плыла, покачиваясь, малая щепка.

Доктор, удерживая одной рукой чемоданчик, другой уже потрясал страшную дверь, на него можно было положиться. Александра Павловна вынула из складок живописного платья ключ, вложила в горячую ладонь Сергея Андреича (или наоборот). Медленно спустилась с лестницы, метя подолом кованое железо ступеней. Толкнула дверь кабинета, прошла к книжному шкафу, где тщательно восстановила порядок, варварски расстроенный ею два часа назад. Оглядела с пристрастием. Коллекция сирийских и кавказских кинжалов выглядела как обычно. Никто не вообразит несусветного — изящной Александры Павловны, гоняющейся в туфлях на скошенном каблуке за своим высокочтимым супругом с дамасским ножом наизготовку. Никому и в голову не придет, что она своего высокочтимого супруга настигла.

Никому и не пришло.

Год спустя на открытие сезона яхт-клуба Александру Павловну сопровождал Андрей Сергеич — доктора звали так, не наоборот. Торжественное мероприятие включало поднятие флага командором в присутствии губернатора с супругой; затем состоялся праздничный завтрак с шампанским вином, далее — прогулка на моторных и парусных судах.

Александра Павловна очаровательно выглядела в новом платье из тканных кружевных валенсиенских прошивок и батистовых полос, сшитых узкими складками. На низкой тулье лиловой бастовой шляпы белел пучок настоящих ландышей. Андрей Сергеич придерживал ее локоть, чуть оглаживая пальцем участок теплой кожи между модным рукавом и кружевной перчаткой. Отец Александры Павловны, купец первой гильдии Павел Михайлович Журавлев, курил сигару, сидя на плетеном кресле в небольшом отдалении – чтобы не тревожить дымом прекрасных дам.

— Чудесный день, господа! – иногда восклицал он.

День и вправду был хорош.

И Александр Георгиевич Курлин проводил чудесный день на природе – в деревне Томашев Колок, где уже пятнадцать лет размещалась лечебница для душевнобольных. Впрочем, там Александр Георгиевич проведет еще много чудесных дней.

О Доме Курлиной написала Лента. ру как об архитектурном символе любви и одном из самых романтичных строений мира.