Город перекрыт. Передвигаться в центре возможно только пешком, и я иду пешком – от дома на Набережной до кофейни «Конфитюр» на Льва Толстого, где формировалась колонна. Военная форма подобрана по размеру, аутентичная гимнастерка, современная юбка, и даже сапоги нашлись 36-го номера, хорошие сапоги, яловые, до колена, абсолютно новые и в них совершенно невозможно ходить. Знатоки советовали набить на ночь мокрыми полотенцами, но набивать мокрыми полотенцами собственность военно-патриотического клуба я сочла неэтичным. Пилотка крепилась к голове заколками-невидимками, и я много времени потратила, чтобы она смотрелась стильно.
В половине девятого праздничного дня город не выглядит сонным, он давно бодрствует и марширует по улицам средней степени загрязненности. Иногда брюзжит, что вот все к чертям перекрыли, транспорт не ходит, и как добраться до вокзала, например, с десятью местами багажа.
Четырнадцать старинных автомобилей, готовящихся принять участие в параде, выстраиваются вдоль по улице Молодгвардейской и занимают целый квартал. С ревом и клокотом пробно стартуют исторические мотоциклы, один из них с коляской. Длинноволосая блондинка оправляет гимнастерку (все складки сзади), щелчком посылает окурок в урну и ловко взбирается на заднее сиденье мотоцикла, обхватив обеими руками лейтенанта у руля.
Бегают дети в миниатюрных костюмах разведчиков и крошечных смешных ватниках (ватник во времена Великой отечественной войны официально именовался – «тепла одежда»), плащи-палатки на рослых юношах отлетают при ходьбе, как мантии. Большинство присутствующих – настоящие знатоки истории, вот всего этого военного костюма, атрибутики. Подсумок, правильные петлицы, настоящие вещмешки, каски, медицинские сумки, винтовки, ППШ, грамотная форма – вот эта ленд-лизовская, а эта – так.
Три доджа, два виллиса, вереница ГАЗ-67 и ГАЗ-69, в Красной армии эти машины назывались «козёл», «козлик», потому что на пересеченной местности они двигались неровными скачками. Оружие победы!
Как знатный репортер и львица зимой, провожу беседу с водителем коллекционного автомобиля на темы, близкие ему. Например, спрашиваю, использует ли он свой «козлик» в быту. В быту я использую ландкруизер, отвечает водитель удивленно.
Году в 75-ом, — рассказывает водитель еще, — я впервые задумал приобрести себе коллекционный автомобиль. И мне рассказали, что вот в таком-то селе живет некий Глагол, деловой мужик, и вроде бы как он продает ГАЗ-67, сорок четвертого года выпуска, и я поехал. Очень уж я хотел эту машину! Для души, понимаете? Приезжаю, встречает меня этот Глагол, проводит в дом. Хороший, крепкий дом, заходим в комнату, он мне наливает стакан самогона. Я выпил. Потом сразу – второй. Выпил и второй. Так ты машину продаешь? – спрашиваю. Пошли, отвечает, со мной. Выходим во двор. Заходим в гараж. Там стоит эта машина. У меня сердце так и колотится. Говорю: я на «Ниве» новой приехал, еще ста километров не наездила, оставляю тебе. А он рукой поводит – вот, говорит, это мой дом, это дом моего сына, вот это гараж, еще какие-то постройки. И все это, говорит, благодаря вот этому автомобилю. Я своим сказал: как умру, поставите на постамент! Так что ничего я тебе не продам, и уезжай на своей «Ниве» подобру-поздорову.
Коллекционные автомобили ухоженные, укомплектованы под завязку: приаатачены лопаты, каски, санитарные сумки, на каждой развевается флаг Победы. У многих на сиденьях непредусмотренные военным временем проигрыватели компакт-дисков, тут звучит «Прощание славянки», тут – рвущий душу «Только он не вернулся из боя» Высоцкого. Разговоры по теме: есть версия, что Сталин, когда прочитал сборник стихов Константина Симонова «С тобой и без тебя», посвященных Валентине Серовой, сказал: «Эту книгу надо издать в двух экземплярах – один для него, другой – для нее». Разговоры не по теме: пришел спам под названием «Встречаем климактерический синдром во всеоружии!» И еще: и я стою на остановке и читаю объявление о найме на работу водителей автобуса, отслуживших, граждан РФ, зарплата от 30 тысяч рублей, оформление по ТК, и понимаю, что моя общая терапия всегда останется менее востребованной и менее социально гарантированной, чем этот водитель автобуса, хоть я учился семь лет, а тут только отслужить…
Режут хлеб, сало, выпивается сладкий чай и минеральная вода. Указания ряженым: на площади не улыбаемся, руками не машем, зато потом – машем изо всех сил. Над головами военные самолеты, парами и тройками, они летят достаточно высоко, чтобы у зрителя складывалась общая картина их построений и фигур, но достаточно низко, чтобы сверкнуть на миг серебристым животом. Белый след на какое-то время остается в выигрышно-голубом небе, потом распадается, уносится ветром.
Наконец команда «по машинам», с грацией бегемота забираюсь в кузов, сапоги обходятся с моими ногами недружелюбно, но уже наплевать. Колонна трогается аккуратно с места, водители держат необходимую дистанцию, через пару каких-то минут въезжаем на площадь, под буквально рев трибун. Площадь перенаселена, вспышки фотоаппаратов, голос диктора мерно зачитывает необходимые объявления, солнце светит и чувствуешь себя равноправным участником парада, это волнительное ощущение.
Площадь заканчивается быстро, но улица Молодгаврдейская длинная, и на всей ее протяженности вплоть до Полевой за нарядным полицейским оцеплением стоят люди, тот самый город, что утром сетовал на закрытые дороги и пешкодралом до вокзала. Теперь город не сетует, сажает на плечи детей, машет шарами, кричит «ура», кричит «с праздником», солнце светит, и скоро накроют столы, и столкнут рюмки, и фоном по ТВ хороший советский фильм о войне. День Победы – праздник из детства, звон орденов деда, бабушкины пироги с богатой начинкой, молодые родители откупоривают грузинское вино. Пусть сейчас все не так. Но я возвращаюсь домой, хромаю в сапогах, но пилотка чудом держится. И все водители маршрутных такси отказываются брать деньги за проезд, виданное ли дело.
два Доджа, собранные из трех