В эту субботу я наконец-то решила окультуриваться не дома за очередным фильмом очередного гениального режиссера, а в массовом порядке, в толпе таких же жаждущих публичного акта духовности, — проще говоря, отправиться на пресловутую «Ночь в музее». Опыт для меня это был новый, и, в силу собственного максимализма, ожидая чего-то совершенно необыкновенного и интеллектуально-приключенческого, я представила себя европейской интеллигенцией и отправилась в ночь.
Очевидно, из глубокой солидарности с традициями купеческого города, самарские музеи полуночничали не бесплатно – отказав себе в удовольствии единого трехсотрублевого билета, я решила ограничиться одним Литературным музеем в усадьбе А.Толстого, более известного как Толстовник, заплатив за сие удовольствие 100 рублей. Материальную сторону вопроса можно было бы и обойти, но раз не обошли её наши музеи, то и мне, пожалуй, не зазорно. В конце концов, для общей картины это факт немаловажный.
Бывает так, что, только войдя в помещение, ты уже ощущаешь, что здесь происходит нечто значительное, какая-то особая нервная энергия, подвешенная в воздухе. Она проникает в легкие и заставляет заразиться настроением толпы. Войдя в усадьбу, я сразу почувствовала, что если что-то и может подарить особенные эмоции, то точно не это место и не сегодня. Отступать было поздно, и я осталась, не теряя надежды хорошо провести время. Первой на моем пути выросла выставка Дмитрия Пригова – несколько картин, огромная инсталляция, даже перформанс самого Пригова в видеозаписи… Поскольку я старомодно люблю искусство, которое трогает и вызывает если не эмоции и ощущения, то хотя бы какую-то мысленную активность, в зале пришлось задержаться только у экрана. Там сам Дмитрий Пригов в майке-алкашке стоял у стола и, многозначительно блестя лысиной, переливал воду из кружек и стаканов в котел и обратно. Рядом со мной стоял мальчик лет восьми и тоже пытался постичь. Несколько минут мы молча смотрели. «А что чувак делает?» — спросил мальчик. Ответить мне было нечего, и я отправилась на воздух, на поиски каких-то, если верить анонсу, невероятных поэтических машин.
На улице царила значительно более живая атмосфера – у колодца обменивали книги, в беседке полным ходом шел самиздатовский мастер-класс, со стороны больше похожий на обучение искусству склеивания анонимной записки. На площадке между корпусами готовилась к выступлению группа Tomato catch up!, в то время как на стену костела проецировалось что-то гигантское и непонятное, но на фоне готического обаяния обстановки впечатляющее. Что касается публики, для которой, собственно, и были созданы все удовольствия музейной ночи, то её условно можно было разделить на «сдержанно заинтересованных» и «вяло оживленных». Сдержанно заинтересованные большей частью толпились у сцены в ожидании концерта, вяло оживленные исчезали где-то в глубине территории. Там, на отдельной площадке, и располагались пресловутые машины.
С первого взгляда они производили самое интригующее впечатление. Двухэтажные деревянные конструкции с обилием труб, отверстий и всевозможных предметов и приспособлений кишели людьми, которые куда-то стучали, что-то писали, клеили и зачитывали. Пять машин, как мне позже объяснили, представляют собой пять поэтических школ, наглядно иллюстрируют способы, которыми та или иная школа создает стихи, и каждому желающему дают возможность в этом процессе поучаствовать. Преодолев легкое беспокойство, которое вызвали слова «каждый может быть поэтом» и «стихи могут создаваться из чего угодно», и побродив немного вокруг причудливых творений студентов-архитекторов, я таки решилась опробовать действие «машин» на себе.
Сделать это оказалось не очень просто – как и с какой стороны начинать взаимодействие с конструкцией, никто не объяснял, а читать громоздкую инструкцию у входа и темно, и неудобно. Наконец поднимаюсь по шаткой деревянной лестнице на машину под названием «Новая искренность» или что-то вроде того. Тут и там живописно торчат гофрированные трубы, за целлофановой занавеской белеет унитаз, девочка в белой спецодежде отправляет меня слушать в трубу и велит записывать всё, что услышу. Внизу под нами тоже идет какой-то процесс: кому-то на голову надевают картонную коробку, кто-то что-то пишет, кто-то, наконец, говорит мне в трубу. Я записываю текст, разумеется, бессмысленный. «Записали? Теперь кидайте в трубу, они там уже ждут почту!» — звучит инструкция. Я повинуюсь. Всё-таки невежливо заставлять людей ждать, а что это всё значит и зачем происходит – это мне, видимо, станет ясно позже. «Всё?» «Всё. Можете что-нибудь написать и оставить в бачке унитаза» — кивает мне девочка за занавеску. Написав пару строк о происходящем, оставляю где сказано и со смешанными чувствами покидаю машину. Ближе к поэзии себя пока не чувствую. Судя по несколько озадаченным лицам многих других участников акции, они тоже зависли где-то между недоумением и приятным коротанием вечера субботы. Попытав счастья на ещё одной конструкции, где можно было печатать приятными жирно-чернильными буквами, купаться в ванной из бумажных строк и пытаться склеить из них стих, я ещё побродила вокруг поэтических агрегатов и покинула территорию поэзии в самых смешанных чувствах. С одной стороны, всё происходящее там было ново и, пожалуй, даже забавно. С другой – как-то уж откровенно безыдейно.
Послушав немного приятное в целом выступление Tomato catch up! и встретив пару приятных знакомых, я отправилась посмотреть, что творится во дворе Музея модерна – со стороны он выглядел куда оживленнее литературного соседа. Здесь уже был кофе, и площадка в целом была оформлена как-то с большим вкусом, да и публика изображала уже не просто интеллигенцию, а её же с некоторой претензией на элитарность. К слову сказать, и в том и в другом музее состояние «сдержанной заинтересованности» тоже как-то попахивало симуляцией, и в этом плане та часть публики, что уже успела выпить, выглядела, по крайней мере, искреннее. Впрочем, что послушать и на что посмотреть всё-таки было — я застала скромную, но симпатичную выставку «Тени Модерна», (Дмитрий и Мария Храмовы), а также немой фильм 1915 года, проецирующийся под живую и, бесспорно, талантливую игру музыканта Егора Курчугина. В какой связи находится музыка с фильмом — так и осталось для меня загадкой, как остались открытыми множество вопросов в этой красивой, но холодной майской ночи – все эти «зачем?» и «ради чего?»… Не могу сказать, чтобы эта, так рано закончившаяся, музейная ночь была неинтересной, но что-то подсказывает, что человек, идущий среди ночи в музей, хочет, чтобы его впечатления сложились в нечто большее, чем «приятно». «А чего ты ждала? – удивился знакомый завсегдатай ночей в ответ на мое разочарование, которого не скрасили ни чашка кофе, ни порция мартини. – Это каждый год так и происходит. Люди скучают, шатаются из одного музея в другой и делают вид, что с толком проводят время». Люди делают вид, музеи делают вид — может быть, отсюда и холодок, такой ощутимый в толпе, непонятно ради кого старающейся казаться довольной? Так или иначе, мне кажется, что единственная ночь в году, когда открываются музеи города с такой прекрасной архитектурой центра, таким красивым небом и таким волшебно пахнущим сиренью маем, должна быть чем-то действительно значительным. Чем-то, после чего не будет возникать мыслей о заблудившемся искусстве и потерянном времени.
Даша, Вам не помешает немного образования и капельку развить воображение — и будет не так скучно))