Нескорый Москва-Самара.

Проводник пассажирского вагона (ППВ) – специальность, не овеянная сексуальной романтикой, не окрашенная гламурным флером. ППВ – рабочая лошадка, руки в мазуте, локти в пыли, сломаны ногти, обветрено лицо и странствующие казахи обругали. Вот Анна, справляет служебные обязанности.

Казанский вокзал, середина дня, через потолок из металлоконструкций проникает свет, но немного. Полицейские с двух сторон подбадривают асоциального гражданина в сторону отделения. На электронном табло зеленым светом загораются и исчезают надписи о прибытии и отправлении. Семья вьетнамцев живет на стульях специально неудобной формы, чтобы не спать. С четвертого пути через восемь минут стартует поезд Москва-Самара: проводники на посту, пассажиры хлопают по карманам, проверяя наличие документов, торговка мелким скарбом предлагает приобрести в дорогу влажные салфетки; бензопилу товаром в дорогу трудно назвать, но и ее продает рослый мужчина в мятой рубашке. Проводник Анна усмехается: «Почему-то всегда продают инструмент. В прошлый раз ящик отверток толкнули, какую-то болгарку еще».

Москва-Самара – обыкновенный пассажирский поезд, не фирменный, не скорый. Он останавливается чуть не каждой станции, состав сформирован из вагонов еще ГДР-овского добротного производства, вагоны не оснащены никакими вашими биотуалетами. Это значит — санитарная зона до Подольска в Южном направлении, это значит – железнодорожный ключ, замыкающий сортиры во избежание. Ключом владеет Анна, дежурный проводник, мягкая блондинка с макияжем в технике ранней Бриджит Бордо.

Поводит рукой в сторону внушительной конструкции титана, оснащенного датчиками давления, температуры и черт знает еще чего: «Это наш немец», — с уважением говорит. Немец мало напоминает агрегат для невинного кипячения воды. Немец скорее похож на емкость для получения философского камня, машину времени, или печь, в которой сгорел Сергей Лазо. «Переливной патрубок», «трехходовый кран», — значится на подробной схеме, криво и косо приклеенной рядом.

Анна работает проводницей недавно. Раньше тоже была «близка железной дороге», но как-то не складывалось, а теперь – сложилось, и вот Анна в темно-синей форме, логотип РЖД на погонах — проводнику полагается один комплект форменной одежды на два года. Проверяет билеты, листает паспорта, и надо продать по максимуму «лотереек», вафель и быстросупа — начальство требует. У каждого проводника есть план по продажам. Если план выполнен, получаешь премию, если не выполнен – не получаешь, а еще соседние проводники ругаются, потому что хорошо бы всей бригаде поезда выполнить (и перевыполнить!) план. Анне разговаривать некогда. Она вручную перемывает граненые стаканы, отвечает на вопросы неохотно.

«Работаем так: десять дней рейсы, десять дней – дома. Если это Самара, получается пять рейсов, потому что туда-сюда – два дня. Летом иногда работаем по пятнадцать-двадцать дней без выходных, рейсов больше потому что, особенно сами знаете, куда – на юг». Экипаж поезда – московского формирования (МЖД), но Анна — немосквичка. На МЖД поездные бригады набирают из мелких провинциальных городов: Курска, Брянска, Тамбова, где зарплата шесть тысяч рублей — праздник и счастье всей семьи кормильца. ППВ на МЖД получает 12-15 тысяч рублей.

Анна закончила трехмесячный профильный курс при депо, где ей выдали удостоверение проводника, действительное всю жизнь. Она проходит регулярный медосмотр — раз в полгода у гинеколога, дерматолога, терапевта и венеролога. Флюорография, невропатолог, окулист и ЛОР-врач. Анне и членам ее семьи (не достигшим 18 лет) раз в год оплачивается проезд туда-обратно в любой конец страны. Разумеется, железной дорогой. Анна затрудняется вспомнить, куда она ездила отдыхать в прошлом году. Никуда, вроде бы. И членов семьи, младше 18 лет, у нее нет.

«Самое лучшее в моей работе – общение с новыми людьми, — отвечает Анна, — ну вот что дома? Сидишь на месте ровно… И не ждите, я не скажу, что самое сложное в моей работе – это общение с новыми людьми», — смеется. Выдает комплект белья в запаянном пакете пассажиру, севшему в Рязани. После рейса все простыни надо пересчитать, наволочки и полотенца. «Иногда надолго задумываешься, что они вообще делают с простынями. Ну, вырвало кого – это ладно. Но чтобы все пропитать растительным маслом?!»

В купе у Анны пульты управления – отопительная система, центральный кондиционер, система пожаротушения, связь с машинистом и охраной. На небольшом столике сохнут стаканы — донышками вверх. Спальное место выглядит крошечным, и даже небольшой Жанне не уместиться в полный рост. «Нормально-нормально», — уверяет она.

В соседнем купе размещается «штаб» — здесь едет начальник поезда, и проводятся производственные совещания. Начальник поезда — вершина карьеры каждого проводника, и каждый проводник носит в кармане его жезл всю жизнь. Зарплата начальника поезда достигает 23 тысяч рублей, и он щеголяет в погонах с тремя серебряными звездами. Начальник поезда – это почет, уважение и возможность прогуливаться по вагонами и просить пассажиров оценить работу проводника по десятибальной шкале. Это – власть.

Платформа Сасово. Анна дожидается полной остановки поезда, распахивает дверь. На соседних путях – грузовой состав, цилиндры цистерн, «столыпинские вагоны», пахнет нефтедолларами и новейшей историей России. Ровно в полночь – Рузаевка. Семейные мордва, мокша или эрзя, в темноте не разберешь, но ловко занимают места и сразу приступают к еде. Чай, сахар, сдача, железные деньги. Потом Анна сможет поспать какое-то время – до Сызрани. В Сызрани многие выходят, нужно заранее разбудить. И не забыть про санитарные зоны.

Двадцать минут до Самары. Анна стоит у подножья рыхлой горы пользованного постельного белья. Считает стаканы, подстаканники тускло блестят. Позади длительная стоянка на платформе Звезда, где продают хорошую рыбу оборотистые старухи, и беспонтовая остановка в Чапаевске, столице экологических катастроф; в это время у пассажиров принято со всеми вещами вытаскиваться в проход и там стоять. Отмечать чахлость зелени, ветхость построек, недостаточный колорит косогора, маразм дачных участков: «посмотрите, как эти идиоты раскрасили свои бочки для воды в алый цвет, хаха, хаха», «а те идиоты — в желтый», «Галь, ты пушонку не забыла?», «ну что ты, в первую очередь собрала». Безобразная мусорная свалка (преобладают картонные коробки), впереди фаллоимитатор самарского вокзала с узнаваемой бороздкой, заканчивается тормозной путь, проводница Анна первой выскакивает на чистую с утра плитку перрона; что такое пушонка, остается ей неизвестным.

1 thought on “Нескорый Москва-Самара.”

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.