Краткий экскурс по несуществующим питейным заведениям Самары, написанный специально для «Большой деревни».
Солнышко
Кафе «Солнышко» находилось там, где сейчас галерея «Виктория». И прежде, стоя на вернисаже среди разодетых дам, тайных и явных форбсов, буржуа чуть крупнее среднего и художников чуть ниже, я силился вспомнить, каким было «Солнышко». Первое питейное заведение в моей жизни.
А было это кафе такой советской «стекляшкой»… чёрт. Я вот захотел найти картинку «Солнышка», перекопал всего Бичурова, а нет ничего! И всем ли понятно, что такое «стекляшка»? А говорят, что ничто на земле не проходит бесследно. И всё-таки не обычной советской стекляшкой. Фасадом заведение было обращено к Волге, а все его стены были сложены из крупного волжского камня и больше всего напоминали крепость. Но из-за высокой стены виднелся край другой стены и крыши, выполненные из советского толстого ДСП и такой цветной зелёной штуки навроде шифера, но потоньше. С фасада было написано название. Чудесным советским неоном в стеклянных трубках на металлическом каркасе. Стремительным шестидесятническим шрифтом – «Солнышко». И круглое изображение, тоже неоновое. Я сейчас такое одно знаю, уже неработающее на Ленинградской – висит на стене меда огромная гвоздика с Авророй и датами 1917-1967. К пятидесятилетию Октября. Две главные даты прошлого века. Революция социалистическая и психоделическая. От Ленина до Леннона. Как шутили хиппи у недалёкой цоевской стены.
Но вернёмся к «Солнышку». Кафе стояло на возвышении, к нему вела широкая и длинная лестница, стеклянный фасад, неон и перед входом на терассе несколько столов. Внутри – дюжина столов и таких железных стульев в проволочной обмотке советских тускло-ярких цветов. Но что там было внутри, я узнал не сразу. Перед «Солнышком» располагалось совершенно фантастическое благоустройство. На площадке, покрытой бетонными плитами – ни единой травинки. Прямоугольная чаша фонтана глубиной чуть больше метра, длиной метров двенадцать и шириной – пять. С двух концов в ней стоят, как столы 2х2 на толстых бетонных ногах. В щель между краями пролазила рука, голова и даже протискивалось тело пятилетнего ребенка. В середине была прямоугольная кирпичная стена, высотой метра два, из неё, вроде бы, должен был бить фонтан. Но фонтана я не помню. Чаша всегда была сухой. И рядом с этим странным фонтаном – навес по всей длине. За навесом стоял дом. Он и сейчас там стоит, и в нём до сих пор работает детский сад. Так вот, лет где-то 36 назад я посещал этот сад под номером 114. И ходили дети гулять, в основном, на набережную, но в тёплое время года бывало, что и к «Солнышку». Воспиталка не разрешала, но куда ей уследить за двадцатью детьми! И мы, конечно, лазили в чашу, прятались под бетонными «столами», ну и, конечно, сталкивались с посетителями «Солнышка».
Это были и аборигены, и люди, идущие с набережной, но больше всё-таки алкоголики с Обороны и Степашки. Контингент. Волжане. Я не знаю, как обстоит дело в других городах, но классический самарский алкоголик очень любит детей. В стекляшку, если кто не знает, ходят всё-таки люди приличные, хотя и пьющие. Просто пьющие брали «Солнцедар» рядом. Винный стоял на углу Обороны и Некрасовской, прямо за «Солнышком». Ну и приличные, конечно, не пили водку. А пили портвейн. Креплёное. Особо приличные и редко – коньяк. Закусывали такое традиционно шоколадной конфетой. «Ласточка» это была или «Пилот». Летящие. И самые дешёвые из шоколадных. В приступе пьяного умиления дядечки, выползая из «Солнышка», размазывая слезы по лицу, пытались угостить детишек сладеньким. У меня вот такой вот как ты, а я пью, скотина. За точность перевода не ручаюсь, но смысл на 100% совпадает. У самого дети. Поэтому в моём первом детском воспоминании алкоголик – это плачущий добрый дядя с конфетой.
Внутрь я первый раз попал с дедушкой. Жили мы на степашке, бабушка была ярой коммунисткой и очень правильной, спиртное не поощряла, и дедушке позволялось только тайком пропустить стаканчик в субботу. Мы шли с ним гулять на набережную и по дороге заходили в «Солнышко». Дед брал сто пятьдесят какого-то портвейна или креплёного, а мне покупалось мороженое с шоколадом. Это было одно из главных вожделений детства. Мороженое в креманке. Его туда кладут, доставая из такой большой металлической колбы специальной ложкой, а потом посыпают тёртым шоколадом. Который, если повезёт, прямо при тебе и натрут тёркой. А вот какой был шоколад – не помню. Тогда был просто шоколад. Сидишь за столом, в настоящем кафе, и ешь мороженое, посыпанное шоколадом. Тебе пять лет, заходящее солнце слепит сквозь мутноватое стекло, и ты думаешь: съесть сразу, пока не растаяло, или подождать, пока растает?
Бар «Сивилла»
Была когда-то такая передача «Кафе Обломов», которую вел Артемий Троицкий. И вот, в 95-м году, сижу я на диване в городе Москва, и меня только что взяли в журнал «Hi-Fi Music» музыкальным редактором. Рядом со мной Игорь Качалов, рекламист, черт, неужели теперь мне нужно отдельно объяснять, кто такой Игорь Качалов? Рекламист. Наверное, первый в Самаре. Или один из. Неважно.
Иллюстрация Аркадия Ненашева
Вокруг дикое время. Пелевенщина. Сидим, пьем виски и смотрим телевизор. А там Тема Троицкий общается с поэтом, значит, шестидесятником, кажется, Андреем Вознесенским. И обсуждают с умным видом, можно ли считать частушки русским вариантом рэпа. И тут поэт выпаливает: я был в Самаре и смотрите, какая надпись там на набережной и фото кажет, где стоит на Ленинградском спуске на фоне: «Служи, Серега, как дед служил»… Ну и понятно, Вознесенский — Троицкому, что вот она — сила русской речи, и он почувствовал это созвучие, когда начал подниматься от Волги. Увидел заведение, которое ему очень напомнило такие заведения, Троицкий кивает, на каких-то стрит, вы знаете. Мы сидим, смотрим телевизор и гадаем. Вознесенский — про бар с такой необычной атмосферой и загадочным названием. Недоумеваем. И поэт с выражением произносит: «Сивилла!» Игорь — а что это? А я знал и понял.
Бар «Сивилла». На углу Степана Разина и Некрасовской, где теперь стоит какой-то серый дом. Бар располагался в подвале наполовину разрушенного дома. Частично сохранился беленый первый этаж, о втором деревянном напоминали отдельные доски и бревна. Вход со Степана Разина, две ступеньки вниз — и в дверь. В самом начале дверь была еще обычная входная. Деревянная с обычной старой ручкой. Потом просто железная, потом железная с окошком, потому что торговали круглосуточно и таймы сильно чейнджанулись. Сам дом был выселен, но не снесен и пребывал в состоянии для нашей старой Самары традиционном. Полуразвалина. Комната с печкой, стойка с пустой советской витриной, два столика стоячих, водка. Три-четыре вида. Одна паленая, совсем дешевая, обычно, осетинская. Закуска дурацкая, вроде шпрот или конфеток. Обычная рюмочная с пластиковыми стаканчиками и двумя продавщицами-сменщицами: доброй, которая наливает в долг больше ста, и недоброй, которая только сто и не всякому. Добрая могла и сырка плавленого на закусь дать.
Пластиковые стаканчики, трясущиеся руки, на стенах обои советской расцветки, по-моему, сыкотно-желтой. И на ваших глазах еще недавно умирающие люди прекрасным образом оживают. Их речь становится внятной и даже острой, движение координированным, а намерение — чистым. Ненадолго, конечно. Но где еще увидишь такое удивительное физическое преображение? Где? Где ты, чудо опохмела? Осталось в «Сивилле». Происхождение этого странного названия так и не выяснено. Я спрашивал продавщиц, и не раз. И даже общался с кем-то из крышующих хозяев. Не знают. Мистика. Сивилла — в античной мифологии пророчица, пришедшая с Востока. И там с этим много связано историй, включая путешествие в царство мертвых, сожжение книг будущего и сами гуглите дальше, не пожалеете. Самое подходящее название для рюмочной в подвале разрушенного дома на улице Степана Разина. Самое место — выпить 150 осетинской паленой водки с запахом нефтепродуктов в четыре утра первого января.
Есть такая премия «Золотое перо», ее дают лучшим местным журналистам. Культурная номинация премии именная — имени критика Шабанова. Он был в «Сивилле» завсегдатаем. Благо, жил за углом. Шабанова я трезвым видел всего пару раз и даже не сразу признал. Зато в «Сивилле» его нельзя было не узнать. Это был один из самых безумных и безудержных русских алкашей, великих в своем падении (на которых и держится русская культура). Вот в нем была одна сплошная бездна венечкина. Гена Шабанов. Знаток французской драматургии. Нам пшенички два по сто пятьдесят и запить. И триканы, обвисшие на коленях. Гордо вскинутая борода. В Сивилле он регулярно просвещал местных, таких же, как он, забулдыг, на самые неожиданные темы. Ну, что-нибудь типа театра Бертольда Брехта. Уместно вполне. В общем, неслучайно выбрал из всех наших питейных заведений поэт Вознесенский именно «Сивиллу». Были и другие, более гадкие рюмочные. На Венцека в полуподвальном продуктовом втихаря продавали в разлив денатуру. Может, и сейчас продают. И алкаши самарские из домишек, спрятанных среди элитной застройки, устремляются в шесть утра задолго до открытия к заветной двери. Но это уже не то. Люди на дорогих авто почти уничтожили нижний город. Алкашей они еще не победили, но жизнь совсем другая. Круглосуточный клуб спившихся интеллектуалов и опустившихся уголовников остался в передаче Темы Троицкого. Кстати, на ютубе я ее не нашел. Может, это просто сон в духе Борхеса, где зловещая пророчица дает свое имя рюмочной в Самаре. И тот, кто попал туда хоть раз, останется навсегда под властью этих неведомых пророчеств, сожженных, как я вычитал в сети, в четвертом веке нашей эры. Про это, кстати, тоже много говорилось в «Сивилле», которая сгинула незаметно для меня, потому что я совсем перестал пить водку, оставил старые знакомства и не увидел финала этой истории. Теперь на этом месте серый дом и все заставлено машинами, приехавшими к БТИ. Тот, кто не спился, неминуемо улучшит жилищные условия.
Киоски на Полевой
Вот если спросить сегодня у самарца: где тут у вас главное место? Центряк. Плэйс оф пауэр. Никто и не скажет поди. А двадцать лет назад ответ для всех поколений был очевиден — киоски на Полевой. Сюда приезжали все. И за всем. Место, в котором было все. Ну и, конечно, выпить и закусить. Собственно, поэтому они и появились. Два шага назад, пожалуйста.
Иллюстрация Яны Сачук
Полевой спуск всегда был очень оживленным местом в Куйбышеве. И киоски на спуске около трамвайной остановки стояли еще в докооперативную эпоху. Отчетливей всего я запомнил крашеный синей краской киоск «Аудиозаписи» на остановке, из которого я впервые услышал «Миллион алых роз». Американцы старшего возраста помнят, где они были и что делали, когда узнали о смерти Кеннеди и услышали первый раз «I want to hold your hand» Битлов. А я, значит, Пугачеву. Услышал первый раз на Полевом спуске. Еще там можно было записать на кассету заветную группу «Дип Перпл — 73» и рок-оперу «Иисус-Христос-суперзвезда». Уже через несколько лет все это появится на пластинках в огромном количестве, потом пластинки исчезнут, исчезнет сама идея киоска, в который можно прийти и за деньги (очень немаленькие — по цене двух бутылок сухого!) записать в омерзительном качестве альбом Роллинг Стоунз «Dirty Works». Вы про него хотя бы слышали, снобы драные? А тогда человек записывал себе на кассету этот шедевр… и его авторитет вырастал неизмеримо в глазах всех тех, кто не боялся в старших классах отращивать длинные волосы. Отвлеклись.
Киоски на Полевой появились в начале 90-х и почти сразу заняли всю территорию, на которой сейчас расположен Макдональдс. Всего их было штук 30-40. Я честно искал фотографии и не нашел в сети вообще ничего! Если у кого-то есть, то буду благодарен. А ведь многие годы тут было средоточие ночной, да и дневной жизни. На раннем этапе свободной торговли все это было роскошеством потребления в виде сигарет Магна, Бонд и Море, пива Милуоки бест, Карлсберг и водки Распутин. Я вам подмигиваю. Ну и, конечно, спирт, очень точно названный «Рояль». Это значит — королевский. Спирт «Рояль» был некоронованным королем киосков на Полевой. Известно много способов употребления внутрь этой жидкости. Лично мне довелось в компании симпатичных и культурных девушек и юношей, музицировавших в арт-панк группе, пить классический коктейль той эпохи: в бутылку воды минеральной или просто воды доливается пол-литра спирта и добавляется два пакетика Yupi. Лучше одинаковых, но не принципиально. Встряхивается и готово к употреблению из горла.
Мы сидели большой компанией на задах этих киосков примерно в том месте, где сейчас люди получают еду в авто-Маке. У нас были знакомые киоскеры. И это было круто. Потом танцевали среди поддонов, потом пришли ребята, продающие кавказцам фальшивые доллары, и все еще с ними выпили, потому что они очень удачно впарили несколько пятерок, переклеенных с помощью умелых рук в полтинники. Был такой вариант. Люди, приехавшие с Кавказа, о долларах имели довольно смутные представления, вот и покупали себе нарисованные нули на пятибаксовых купюрах. Среди эстетов и ценителей истории это называлось «сдать Линкольна за Гранта». Люди знали, кто на какой банкноте изображен! Этот эпизод имел продолжение со стрельбой. Фальшивомонетчиков-любителей выследили. Кого-то ранили. Не того. Это называлось «попасть в лотерею».
Но не надо думать, что все происходящее было только ужасным. В эпоху первичной свободной торговли в киосках покупали все, что считалось вкусным. В первых киосках на Полевой ассортимент и кассу обеспечивали дети. «Сникерс» и «Турбо». Минеральная вода «Вера». И, конечно, ликеры для девушек. Непонятно-немецкие, чешские, не пойми вообще какие и дынная израильская водка «Кеглевич». Особо стойким — «Абсолют Курант». Мне иногда кажется, что сексуальная революция в России так и прошла под вишневый ликер немецкого производства, выпитый сразу после бутылки «Степного аромата». А ведь был еще и «Слънчев Бряг». О нем напишу отдельно.
Свою большую роль в формировании хорошего вкуса в Самаре киоски, несомненно, сыграли. Например, в крайнем киоске, самом дальнем от Полевой, продавались сигареты в ассортименте, невозможном нигде и никогда. Ну да, есть тайные места и сейчас. Но вот когда ты, скажем, в 92-ом году идешь на концерт в Дом Молодежи, и все друг у друга бычки стреляют, а ты купил в киоске сигарет «Chevignon» в пачке такого чудесного дизайна, что теперь и не бывает. Курить вредно, кстати. Но тогда об этом не думали. И курили, и пили. Например, хорошее немецкое пиво покупалось и продавалось именно здесь. И надо сказать, что на тот момент, условные лет двадцать назад, с пивом немецким и хорошим было не то, чтобы лучшее. Но его гарантированно делали в Германии, Дании, Чехии, ну, ладно, Польше. Но не в Твери. И ода Пелевина мужику на банке «Туборга» мне близка и понятна. Этот мужик был нам как родной. Особенно, когда его собиралось штук восемь-десять на одном столе.
Когда киосков не стало, все вздохнули с облегчением. Поставили Макдоналдс. Продают бургеры, и я, выходя из фастфуда с мороженым и ребенком, мысленно представляю себе, как на этом самом месте стоял киоск, в котором продавалось не меньше тридцати сортов виски и джина. И тогда еще никто не отличал мальтовых от блендовых, но очередь в два часа ночи из суровых мужчин уже стояла.
Напечатано с разрешением. Оригинал: bigvill.ru
