Первая Майя

Об удачливом человеке в России принято говорить, что он родился в рубашке, в Англии – вспоминать серебряную ложку во рту. Пользуясь терминологией, про Майю уместно сказать, что она появилась на свет, увернутая в красное знамя, во рту – воздушные шары, в руках – транспаранты, на транспарантах — да здравствует мир и труд. Майя родилась первого мая, в начале седьмого десятилетия прошлого века.

Тремя годами раньше страна пышно отмечала юбилей Ленина, пролетарского вождя, и Майина тетка подошла к мероприятию очень ответственно. Она создала чудесный коллаж: ровно из ста кусочков цветной бумаги выклеила парадный портрет Владимира Ульянова, в бытность его гимназистом — высокий лоб, светлые кудри, упрямый подбородок, все дела. Форменная курточка. Серая фуражка. Пронзительный взгляд. Майина мама страшно хохотала над рукоделием сестры, она не одобряла Советскую власть; на этой почве в семье часто разыгрывались ссоры. Семья была невелика – Майина мама и Майина тетка. Родители девочек погибли довольно давно, рухнув на землю вместе с несчастливым самолетом Ту-104. Повезло, что Майина тетка оказалась на семнадцать лет старше Майиной мамы, смогла стать своей сестре опекуном и воспитателем.

Однако не всем в характере сестры Майина тетка была довольна. К примеру, Майина мама не только не отмечала советских праздников сама, но и мешала это проделывать сестре — по крайней мере, полноценно. Майина тетка даже единомышленников никаких не могла призвать домой к праздничному столу, где на октябрьские всегда стояла селедка под шубой, а на майские – большие пироги. Тесто для пирогов подходило под водой, и, дойдя до кондиции, всплывало пышной шапкой на поверхность. Майина мама называла итоговый пирог – «утопленник», Майина тетка сердилась, поправляя: «Не утопленник, а майский!». «Майский утопленник!», — знай себе, потешалась Майина мама.

И тут вдруг родилась – Майя. Первого мая, в разгар международной солидарности трудящихся. Имя ей выдумала тетка, потому что маме было не до этого – она страдала. Она страдала, поскольку внезапное рождение ребенка помешало ей последовать к месту службы своего мужа, экономиста-международника. Экономиста-международника партия забросила буквально в логово капитализма — в город Стокгольм, страну Швецию. И там он прекрасно, насколько могла оценить Майина мама, проживал, пока она в муках рожала ему детей первого мая, в день весны и труда.

Еще через полтора месяца Майина мама находилась в городе Стокгольме, расположенном, как известно, на четырнадцати островах, соединяющих воды Балтийского моря и пресного озера Меларен. Как прекрасно поется в национальном гимне «…где сливаются сладкие воды Меларен и соленые воды Балтики». Там и оказалась Майина мама, причем без младенца Майи. На семейном совете (солировала тетка) было решено, что младенцу вредно менять климатические условия и часовые пояса. Мама если и возражала, то слабенько-слабенько. Ее сестра ведь была одинока, правильно? И ей совершенно не помешает небольшой младенец, тем более что впереди лето, традиционно отпускной период.

Шли годы. Досрочно оканчивались пятилетки. Умер Брежнев, пионеры застыли в почетных караулах близ его портретов с бровями и траурными лентами. Майю последовательно приняли в октябрята, потом в пионеры. Помимо скучных коричневых школьных платьев в ее гардеробе стараниями удаленной мамы появлялись редкие вещи: джинсы, куртки, смелые юбки, футболки с забавными рисунками, невиданные трикотажные платья и кроссовки. Майя значилась самой красивой девочкой, самой модной. В пенале она небрежно таскала жвачки, а на перемене пила яблочный сок из картонного пакетика. Крутила победно соломинкой для коктейля. Майя была роскошной, необыкновенной девочкой. С ней хотели дружить учителя. Педагогу по русскому языку Майя передала презент от мамы – набор трусов «неделька». Другие педагоги завидовали.

Майя рассматривала свою тетку как совокупность некоторых трудностей, что счастливо прекратятся в скором времени, когда мама с папой заберут ее к себе, в город Стокгольм (на четырнадцати островах). Однако великое событие отчего-то задерживалось, никак не наступало. Уже и школу Майя закончила, и в педагогический институт поступила. На кафедре иностранных языков служила тетка.

Начало девяностых годов выдалось голодноватым. Посылки из дальнего зарубежья несколько поменяли свое содержание: штаны-юбки превратились в консервированную рыбу и мясо. Как-то прибыла ужасная на вид, вкус и запах квашеная селедка, ее не смог съесть никто, выбрасывать банку тетка отправилась на постороннюю помойку. Майя зубрила немецкий, зубрила английский, взяла дополнительный французский – и тоже зубрила. Она поняла, что не стоит ждать милостей от природы, взять их у нее – вот её задача.

По окончании четвертого курса Майю как отличницу и победительницу конкурса «мой Шекспир» отправили в составе студенческой делегации в Германию. Почему в Германию, возникает законный вопрос, откуда Германия, когда «мой Шекспир» и должна быть Англий вроде бы? Но нет, нет и нет, Англия – она туманный Альбион и неизвестно, а в Германии на днях снесли стену, мы дружим, и вообще. Майя поехала туда. Майя была настроена не просто решительно, а – сверхрешительно. За две недели она успела всё. Домой вернулась невестой простого немецкого парня, с классическим именем – Отто, с классической фамилией – Фишер, что означает: рыбак.

Майина тетка была в ужасе. В шоке и трепете. Тетка сочла, что жизнь прожила – зря, и она не справилась с основной задачей: вырастить достойного человека, гражданина России. Она тосковала, перестала есть, смеяться и разговаривать. Но потом начала.

Майя исправно писала из своего Дюссельдорфа, сначала бумажные письма, потом – электронные. Приезжала погостить. Постоянно звала тетку к себе. Та неизменно отказывалась. Ей представлялись неприятными чужие земли. Ей нравится – здесь. Если крикнет рать святая: брось ты Русь, живи в раю, я скажу: не надо рая, дайте родину мою. Единственное, на чем тетка немного настаивала — чтобы племянница, по возможности, навещала ее в свой день рождения. Первого мая. Тетка не перестала отмечать этот праздник, многими забытый и даже превращенный в неизвестно что.

И вот в один из первомаев Майя и ее тетка гуляли по городу. Стояла чудесная погода: яблони в цвету, сирень, пение птиц, нестройные колонны КПРФ по проспектам. Тетка ностальгически вспоминала чеканные лозунги и плакаты прежней поры, Майя слушала. Вдруг тетка обратила внимание на Майины башмаки. Это были хорошие и очень дорогие туфли ручной работы. Возможно, выглядели они не слишком нарядно, как это и принято у мокасин нежной телячьей кожи.

«Что это у тебя за опорки?», — спросила тетка. Ткнула пальцем, коричневым и чуть вздрагивающим. Майя пожала плечами. Тетка закусила губу. Рядом случился крупный торговый центр, куда она строго пригласила племянницу. На первом же этаже располагалась секция обуви. «Сделано в России!», — гордилась вывеска. После тщательного изучения, тетка сняла с полки босоножки красного цвета. На красном высоком каблуке. Красный цвет был настолько красным, что хотелось спрятать руки, чтоб не обжечься.

«Надевай, — скомандовала тетка, — а то ходишь, как крестьянка. Пусть платье будет дешевым, главное – хорошие, модельные туфли!». Майя не спорила. Она сковырнула телячьи мокасины, переобулась в огненные босоножки, потопала ногами. Сначала нерешительно, потом активнее.

«Отлично!», — выдохнула тетка. И лично заплатила надменной продавщице полторы тысячи российских рублей. «Дороговато, конечно, но надо же побаловать девочку, — радостно думала тетка, — а то приехала в каких-то лаптях, смотреть стыдно». Майя вдруг заплакала. Стояла в новых красных босоножках и лила слезы. Слезы прокладывали дорожки по Майиным напудренным щекам, капали на износостойкое напольное покрытие магазина.

«Ну, будет, будет, — утешала ее добрая тетка, — клянусь тебе, это у меня — не последние деньги. И вообще, аванс после праздников. Еды я впрок наготовила. Пироги!». И они пошли есть майские пироги, тесто для которых подходило под водой, и, дойдя до кондиции, всплывало пышной шапкой на поверхность. Смотрели новости по разным каналам, пили советское шампанское, и много говорили. Майя рассказала, что вот хочет ребеночка, но уже много лет – никак. Тетка велела Майе не сдаваться, а продолжать борьбу. Майя обещала. И вдруг за темными уже стеклами кто-то устроил праздничный салют. Небольшой, локального значения фейерверк. И тут уже заплакала тетка. Наверное, это был такой день, чтобы каждой из них — поплакать. Заплакала тетка, и сказала, сморкаясь в бумажную салфетку: «Видишь, мы еще празднуем свои праздники». И Майя видела.

Ходит теперь по Германии в красных босоножках. Шесть сезонов уже относила, никак не может остановиться. Первая Майя, первомайская именинница.

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.