Очередь в детсад: кто крайний?

Именно в этом месте я встречаю их. Обычно они собираются ближе к вечеру, чтобы проверить, сколько их осталось. Тщательно сверяют списки, выясняют, почему кто-то не пришел… А за их спинами — металлический строительный забор, местами отогнутый «заботливыми» руками любопытных, с огромной надписью: «РОДИТЕЛИ! НЕ ПУСКАЙТЕ ДЕТЕЙ НА СТРОИТЕЛЬНУЮ ПЛОЩАДКУ!». Ни входа, ни выхода на территорию этой самой стройплощадки мне найти не удалось — сплошь забор с редкими дырками, через которые можно заглянуть внутрь и увидеть…

И увидеть детские городки — современные, красивые, красно-сине-желтые — такие сейчас ставят по всей Самаре. Часть из них еще закрыта полиэтиленом, другие радуют глаз яркими красками. Стоят эти городки прямо в щебенке — асфальт еще не уложили, хотя бордюры уже есть. А прямо за городками высится двухэтажное здание, выкрашенное в три цвета — розовый, бежевый и бордовый, с новыми стеклопакетами и занавесками на окнах.

Это здание — будущий детский сад, а люди, которые ежедневно собираются у строительного забора, — родители, которые хотят получить в этом саду место для своего ребенка. Но это днем, а вот ночью… Ночью обязательно дежурят несколько человек: вдруг кто-нибудь, как я, тоже хочет поставить ребенка в эту очередь — а к 19:00 подъехать не может. В Интернете написали, что ночные дежурные должны соблюсти справедливость — поэтому я мчался ночью через сонный город.

Сегодня возле здания дежурят три автомобиля: серебристая «Приора» и две серые «четырнадцатые». Под лобовым стеклом одной из них — табличка «детский сад №30». Водителя не видно — ни в этой, ни в других машинах. Пробую стучать в окно той, что стоит с заведенным мотором. Бесполезно — часовой уснул на посту.

Но зато проснулся его сосед. Потянулся, глянул ошарашенно по сторонам, увидел меня, открыл окно, закурил. Уже светало.

Я пожелал ему доброго утра, он коротко кивнул. «Давно дежурите?» — спросил я. Он покачал головой: «Пересменка каждые два часа». И глубоко затянулся сигаретой.

Становилось холодно, я поеживался. Мужчина выбросил окурок прямо на дорожку, ведущую к будущему детсаду, закурил еще раз. «Пришли в очередь вставать?» — спросил он. Я кивнул. «Надо было в семь вечера приходить — у нас ежедневный сбор, тогда и вносят новых людей в очередь». И тут же дал мне телефоны организаторов народной очереди — одного мужчины и трех женщин.

От холода я начал притоптывать. Мой собеседник выбросил очередной окурок в окно и потянулся за термосом. Медленно налил себе чаю, отпил. «А вы какие по очереди уже?» — спрашиваю. «61-е. А всего уже за 500». «Но ведь все в садик не поместятся!» — попробовал я воззвать к голосу разума. Мужчина пожал плечами: «Наберут 180 человек, остальные, видимо, становятся в очередь на будущее».

Еще он рассказал, что очередники не представляют, какого возраста детей будут набирать в этот садик — никто из чиновников городской администрации это им не сообщил. С другой стороны, люди и не спрашивали — просто приходят каждый вечер, отмечаются, сверяют списки. И дежурят по ночам, сменяясь каждые два часа.

А смысл?

И вот тогда среди этой весенней самарской ночи я и вспомнил анекдот про врача и пациента — тот, в котором пациент спрашивает, будет ли он жить, а врач философски замечает: «А смысл?». Вот я чувствовал себя врачом из этого анекдота, особенно после того, как мужчина, который со мной общался, честно признался, что не понимает, зачем он дежурит ночью у недостроенного детского сада. А я после этого не понял, зачем организаторы этой «народной» очереди сообщали в Интернете, что записаться в нее можно круглосуточно, если на деле это не так…

Понять этого человека, безусловно, можно. Сейчас его единственный ребенок ходит в частный детский сад, на это тратится ежемесячно 10000 рублей. Вдвоем с женой они зарабатывают достаточно, чтобы это потянуть, но они не хотят тратить 120 тысяч в год на дошкольное образование (которое по Конституции — бесплатно). Поэтому им нужен муниципальный сад — и он готов ночевать в машине, лишь бы его ребенок в садик попал. И подобных ему в этой очереди — масса.

В то же время администрация Самары давно объявила, что детсад №30 откроется в июне-июле этого года, сейчас идет создание юрлица, без которого по закону невозможно формировать очередь. При этом де-факто очередь уже сформирована, и первым номером в ней значится человек, который эту очередь и придумал. Как будут власти решать эту проблему (а ее придется решать, причем быстро и эффективно — лично я сомневаюсь, что месяцами ночевавшие у садика люди пропустят вперед себя хоть одного человека, решившего прийти и встать в очередь по закону)? Но на самом деле настоящая проблема не в том, что некая группа граждан по вполне понятным мотивам придумала себе ежедневную заботу на несколько месяцев. Настоящая проблема в том, что люди не верят власти. Ведь в нынешней ситуации власть довольно четко и много раз объясняла свою позицию. Но ведь люди давно уже привыкли, что за словами и буквами никогда не следуют дела. И, доведенные до отчаяния, они даже готовы выходить из-за этого на улицы. Но самое страшное в том, что все, на что нас хватает — это выходить и строиться в такие вот очереди, которые администрация вполне справедливо и законно не замечает.

Вместо послесловия

Есть и другой момент, неожиданный для многих. Когда мы вставали на очередь со вторым ребенком, я не надеялся на положительный исход — ситуация уже тогда была печальной. Но потом у нас родился третий ребенок и появилась льгота, по которой средненький место в саду получил. Правда, через полгода мы его оттуда забрали: ребенок, бывший душой любой компании, в детском саду превратился в нытика, которого временами хотелось придушить. Сейчас мальчик ходит в частный сад — и он снова душа любой компании. Мальчик-восторг, как его называли еще прошлым летом. А почему? Да потому, что в нынешней системе дошкольных учреждений ребенку места нет! Там есть место каким-то показателям, каким-то «деточасам» (это ужасное слово я вычитал на стенде в садике), медсправкам, прививкам, убогим пособиям… Но ребенку — нет.

И у меня есть подозрение, что многие из тех, кто покорно каждый день готов в течение нескольких месяцев ходить и отмечаться, этого не знают. Либо считают, что это — нормально.