— Вы сейчас очень сложно играете. Большой состав, партии непростые, аранжировки очень хорошие. И музыка для наших краев не самая привычная. Не боитесь чрезмерной сложности?
— Нас часто спрашивают, почему вы играете английский блюз-рок … почему не пишете другое что-то… Да потому что нам ЭТО нравится! А если мы играем хорошо, то это оттого что мы этим живем и как-то по-своему это видим. Мы занимаемся любимым делом. У меня был такой момент на заре музыкальной деятельности… В свое время еще в городском молодежном клубе, директором которого был Костя Лукин, мы давали концерт из песен Beatles. Тогда еще был комсомол, все было под их патронажем, мы собрали полный зал Дома молодежи. Это был первый наш большой концерт. Мы долго готовились, мы жили Битлз, мы знали каждую нотку, все-все-все про них знали. И вот мы отыграли, счастливые, а к нам подходит девушка из комитета комсомола и говорит: очень хорошо, в следующий раз подготовьте репертуар Роллинг Стоунз. Как так Роллинг Стоунз? Теоретически можно было подготовить… партия сказала — комсомол ответил есть…
-Хорошо хоть не Jethro Tull!
— Я убежден, что играть свою музыку, но «плохую», хуже, чем исполнять других авторов, но хороших. Причем у нас в стране и за рубежом отношение к этому разное. Никто не называет труппу, которая ставит в очередной раз оперу Верди кавер-труппой. Оперы Верди перепевали тысячи раз, в разных местах мира по-разному, и режиссеры по-разному ставили. Если музыка находит отклик в душах – это и есть самое главное. Мы когда в Англию на гастроли первый раз поехали — опыта у нас было маловато. Cыгранность была не та, да и репертуар не совсем правильно выстроен. Но мы обнаглели, поехали туда, и для меня это было такой лакмусовой бумажкой – заниматься этим дальше или нет. Конечно это наглость — приехать в Англию и петь там песни Эрика Клэптона и других именитых авторов. Но когда нас просто вынесли на руках из этого «Charlotte street blues» бара, англичане, не русские, мы поняли – надо продолжать. А вот другой пример, из той же Англии. Пригласили нас на фестиваль групп, исполняющих каверы. Сказали, что приедет 30 коллективов и мы подумали, что это как раз то место, где нам надо выступить. В итоге что получилось – куча фриков. На сцену, наряду с очень хорошими группами, выходили всякие леди Гаги, абсолютно карикатурные, Мадонны, Майклы Джексоны, кого только не было. И вышли тут мы. Все было здорово на самом деле, был большой успех, корреспондент газеты «Sun» написал большую статью про нас и про меня в том числе. Заголовок был типа: «Что объединяло водителя грузовика из Уэльса и олигарха из России на этой неделе? Они были рок-звездами!». Хотя выглядели мы там, на мой взгляд, немного искусственно. У западных журналистов, кстати, часто такая подача: заголовок может быть очень лихой, но ты можешь быть уверен, что внутри всё написано честно.
— К слову о заголовках. Сейчас все обсуждают ваш «развод с Дьяченко». О чем речь идет? Якобы у вас какие-то общие активы которые вы теперь делите..
— Мы с Дьяченко крепко дружим с первого курса института. И все это время мы постоянно что-то делим. В институте мы делили девчонок. Делили трешку на обед и на пиво. Делили то, что зарабатывали в стройотрядах и колымных бригадах. В военных лагерях после окончания института делили нары. После того, как стали партнерами – делим все, что заработали непосильным трудом. Но вот незадача – женаты мы с ним не были, поэтому и разводиться не собираемся. Просто сейчас приводим в порядок дела. Есть очень много активов, которые не задействованы в бизнесе. Их продают, а деньги либо запускаются в новые проекты, либо расходятся, условно говоря, по карманам акционеров. Но никакого развода нет. Просто время идет, и первоначальные наши юношеские договоренности, конечно, требуют пересмотра. Раньше никто не имел права отдельно участвовать в каких-либо проектах. Либо все, либо никто. И не забывайте, что нас на самом деле трое: Кислов, Аветисян и Дьяченко.
— И соглашение это не нарушалось?
— Нет. Хотя мы не подписывали никогда никаких бумажек-соглашений. Мы просто давно вместе и друг друга знаем хорошо. А в совместном бизнесе мы с 1990 года. Много таких примеров? В Самаре вообще нет, да и в России думаю немного. Просто сейчас есть проекты, которые кому-то из нас неинтересны, и совсем необязательно в них участвовать. В каких-то проектах мы втроем, в каких-то нет меня, Олега или Андрея, а какие-то проекты мы реализуем индивидуально.
-А вот сохранился… чисто человеческий интерес к бизнесу, Делу? Азарт, что ли?
— В какие-то моменты я очень хотел уйти насовсем, а оно (дело) меня не отпускало. Не потому что я так хочу, а ему так это нужно. Многие вопросы могу решить только я. Но я не управляю процессом с точки зрения тотального контроля или работы гендиректора. Я даже не знаю многие предприятия, которые находятся в собственности «Волгопромгаза». Они создавались и развивались уже после того, как я перестал руководить ВПГ. Я выполняю роль такого квази-председателя совета директоров. Я просто могу в какие-то кабинеты постучаться и войти, а кто-то другой не может. Поэтому мне приходится.
-Это лоббизм.
— И в этом смысле бизнес не отпускает. Но когда вы уже управляли чем-то огромным, интересным, с лучшей в стране командой с точки зрения менеджерского ресурса и коллективного духа, и проект был грандиознейший – вы испытываете колоссальное удовлетворение. Даже не потому, что проделана огромная работа, а потому что она завершена. И после этого вникать во что-то, что случилось в Малых Малышках, скажем, или в КИНапе…
— Скажем, ребрэндинг ресторана …
— Я не хочу сказать, что я альтруист и меня не интересует мое материальное благосостояние. Конечно, интересует. Это одна из мотиваций, почему я этим вынужден заниматься. Наверное, я бы мог по-другому что-то оптимизировать в структурах «Волгопромгаза». Наверное, результат был бы лучше, но этой мотивации мне уже не достаточно, не хватает. Я лучше буду петь песни, как Михалков сказал, «Бродить по Лужникам с гитарой по ночам», нежели ежедневно заниматься не тем что мне интересно. Я бы просто не смог себя заставить.
— Получается, что музыка все равно своего рода отдушина… честно говоря, думаю что нельзя сидеть на двух стульях глобально. Видно, то, что вы играете, вам очень нравится. Это гораздо больший отклик вызывает. Но с другой стороны второй стул – бизнес — его же не выдернешь из-под задницы.
— А стула то никакого под задницей и нет на самом деле. Есть телефон в кармане и все. Очень многие люди и в Самаре и в Москве на меня обижаются, потому что я не могу с ними встретиться. И я пока не нахожу этому объяснения. Когда я работал в РАО, я уезжал из дома в 8 утра и возвращался ближе к полуночи, и у меня времени хватало на все. Каждый мой день на два месяца вперед был расписан поминутно. Я четко знал, когда я пойду в спортзал, а когда на совещание… Я успевал все. А вот сейчас я отказался от всех должностей, где нужно было сидеть гендиректором. Есть люди, которые хотят руководить и руководят, и у них это хорошо получается. Я же выступаю в роли куратора, советчика и здесь, в Самаре, и в Москве. Но у меня все равно времени ни на что не хватает. К стыду своему, я его не могу организовать так, чтобы удовлетворить свои интересы и интересы бизнеса. Это для меня просто перемена системы координат. «Ты в Самаре? Ты не можешь с нами встретиться?» Да, я прилетел в Самару. Утром встал, позанимался на гитаре, потом репетиция, потом какая-нибудь запись, потом еще что-то, потом дети, потом все-таки кто-то приехал поговорить о делах. Раз-раз — и день прошел. Можно, конечно, сказать себе – «завтра ничего не делай и со всеми встречайся». А мотивация какая? Кроме дружеских чувств – никакой. Газеты я не читаю, телевизор не смотрю. Футбол только и хоккей…. Фильмы смотрю на видео. Хотя нет, ТВ я включаю все же когда завтракаю. Но это в Москве. Здесь на кухне телевизор сознательно не поставил. Из новостей читаю я только то, что мне мой пресс-секретарь присылает.
-А книжки читаете?
-Вот я взял Джека Лондона «Белый клык» — младшей дочке на лето задали. А мне эту книжку читал дедушка, когда мне было 6 лет. Я просто болел Джеком Лондоном — «Белое безмолвие», «Зов предков». Но тогда это мною воспринималось по-другому. Сейчас я читаю финальную из пяти частей книги со слезами на глазах. Вот как там все описано! А у ребенка восприятие иное совершенно. Он читает и ничего не накатывает.
-Хотя он увлечен.
— Конечно, ведь там такой пафос героический со всех сторон и благородство. Сейчас это по-другому воспринимается. А вот из прессы мне Кострюков присылает статьи и ссылки, и читаю я в основном про козни, которые я строю везде. Что-то случилось в Тольятти, а-а-а, это всё Аветисян, в Похвистнево на ферме крупного рогатого скота ящур. Ну уж это точно Аветисян. Хорошо хоть не обвиняют меня в проигрыше нашей сборной по футболу грекам. Хотя пару фраз по-гречески я знаю. Вообще у меня создается такое впечатление, что все эти люди, которые такое пишут, прячутся где-то у меня под кроватью, за письменным столом. Переодевшись, подают мне кофе, когда я провожу деловую встречу в ресторане. Иным способом узнать, о чем я говорю тет-а-тет с политиками, чиновниками, партнерами, просто друзьями, невозможно. Это манипуляция сознанием людей, читающих все это. Но и наверное удовлетворение каких-то своих больших детских комплексов. Ну, недолюбили их. А вообще меня это все веселит.
-Миф о собственном всемогуществе?
-Это хорошо. Боятся — значит уважают (смеется), но реагировать… За что я благодарен Сашке Князеву, за то что он меня научил в свое время правильно относится ко всему, что о тебе пишут и говорят. Потому что вначале меня взрывало это все. Я готов был тут же бежать и добиваться справедливости. Но это было очень давно. А теперь я четко понимаю, зачем это пишут, почему, и кто. Есть несколько типов писателей про это. Есть те, кто это делает профессионально – то есть за деньги. Им заказали гадость — они ее сделали. К вам подходит профессиональный убийца, которого вы знаете много лет, засовывает вам нож в спину и говорит: «нечего личного, только бизнес». Вот к таким писателям у меня нет никаких вопросов. Если ты выбрал такую стезю, то это твой разговор с Богом. Но есть и другие, которые не проговорив ни одного слова со мной, не зная ничего обо мне, могут написать «хамство рвется во власть» или «он же из братков, из 90-х», «это он заразил коров ящуром». И сами убежденно в это верят. Вот таких людей мне искренне жаль. Потому, что окажись у них такая возможность – они бы именно так и поступили. Бог с ними. Мне интересней выступить перед своей аудиторией, поработать в студии, пообщаться с музыкантами, с детьми, родителями.. Реагировать же на глупость чью-то смысла не вижу.
-Хорошего от этого точно в душе не останется!
-Во-первых, у меня «все есть». Я счастливый абсолютно человек. Все, чего я хотел, и даже того, о чем не мечтал, я добился. Я не хочу сказать, что я лягу, и буду лежать как тот негритянский парень под пальмой с бананами – нет. Я уверен, что в большинстве случаев, когда ты достигаешь определенного уровня, ты меняешься внутренне. Тебе настолько есть чем рисковать, что ты просто много чего уже не станешь сделаешь как другие – у тебя голова поменялась, она уже не та. Ты стал прощать и стал толерантен ко многим проявлениям слабости. Ты уже точно знаешь, что любая злоба, агрессия, ненависть — это проявления слабости, а не силы. Ну и, наверное, ты мудрее становишься. Я в жизни видел многих и я общался со многими. Я дружил с Ростроповичем, говорил с принцем Чарльзом, с Папой Римским, с князем Монако, встречался с премьер-министрами и президентами. Я могу найти ключ к любому человеку. В конце концов я работал с Чубайсом 10 лет. Меня удивить чем-то очень сложно. Наверное я не всегда был таким. Но в итоге Я ТАКИМ СТАЛ. И заставить меня поступить против моей совести и чести сейчас уже невозможно.
— Вы не хотите бросить музыку и вернуться в большой бизнес?
— Мне тут Чубайс недавно говорит – «давай, возвращайся. Ты можешь повесить свою гитару на гвоздь, или мы тебя потеряли совсем?». Я ему отвечаю: «Анатолий Борисович, а вы мотивируйте меня, все может быть». Этот вопрос мне часто задают: «вы готовы, вы готовы?». Готов. Если это будет настолько интересно и настолько сильнее для меня по моим ощущениям — я отвлекусь.
Продолжение, естественно, следует!
Чтобы лучше почувствовать атмосферу интервью рекомендуется просмотр фоторепортажа Нины Дюковой
Был на концерте в Филармонии. Никогда не видел в этом зале такого количества звукового и светового оборудования. Непонятно зачем столько, потому что для блюза который играют ДиБлэк и половины не нужно. Концерт самой упакованной блюзовой группы в мире понравился. Играют чисто и ровно, поет олигарх неплохо, хотя бы лучше, чем большинство наших поп-рок-звезд, но почему концерт был в Филармонии? Видимо, кому-то не дает покоя статус выступления. Мне например, постоянно хотелось выпить и потанцевать. А пришлось сидеть. Ну и публика тоже не самая блюзовая. На некоторые рожи, слушавшие блюз первый раз в жизни, без смеха было трудно глядеть.
Никогда не видел в этом зале такого количества звукового и светового оборудования — люто люто плюсуюсь